| Katya was sitting in her room one evening. Though it was nearly eight she had not lit the night light, for the freshly-kindled "bumblebee" sent enough light through its small half-open door. | Часов около восьми вечера Катя сидела дома, не зажигая коптилки. Топившаяся пчелка давала достаточно света через полураскрытую дверцу. |
| Seated before it on a low stool, Katya cautiously fed it splinters of wood, which burned up brightly and crackled gaily, being composed of that solar energy Katya had told the children about at school. | Сидя на низенькой скамеечке, Катя осторожно подкладывала лучинки, они ярко загорались и весело потрескивали, потому что были из той самой солнечной энергии, про которую Катя рассказывала в школе. |
| She was reading Crime and Punishment. | Катя читала "Преступление и наказание". |
| Heavens, how hopeless life had been then! | Боже мой, до чего безысходна была та жизнь! |
| Her hand on the pages of the book, Katya gazed into the flames. | Положив руку на книгу, Катя смотрела на огонь. |
| How terrifying that night spent by Svidrigailov in the wooden tavern on Bolshoi Prospect! | До чего страшна ночь, проведенная Свидригайловым в деревянном трактире, на Большом проспекте. |
| It was that very restaurant at which Katya had once been-only once in her life-with Bessonov. Perhaps it had been the very room in which Svidrigailov had passed hour after hour in hopeless procrastination, knowing that he would never overcome his horror and disgust of life. | Это был тот самый ресторан, где Катя всего один, всего один только раз за свою жизнь, была вдвоем с Бессоновым, и, может быть, в той самой комнате, где Свидригайлов оттягивал время, час за часом, уже зная, что не преодолеет ужаса и отвращения к жизни. |
| This curse had been broken, burned, dispersed. | Это проклятие разбито, сожжено, развеяно. |
| And now one could sit calmly reading about the past, putting splinters into the fire, and believing in happiness. | И можно - вот так сидеть, спокойно читать о прошлом, подкладывать лучинки и верить в счастье. |
| Uneven steps tramped along the passage-probably people coming for a consultation with Maslov again. All sorts of people had been coming to him lately at nightfall-their angry voices even reached Katya's room. | По коридору вразнобой затопали шаги, - должно быть, опять к Маслову пришли совещаться: за последнее время к нему постоянно в сумерки приходили какие-то люди, и злые голоса их слышались даже в Катиной комнате. |
| However late their visits ended, Maslov, after seeing them to the kitchen, would knock cautiously at Katya's door. | Когда бы ни кончалось совещание, Маслов, проводив до кухни людей, осторожно стучался к Кате. |
| "You haven't gone to bed, have you? | "Неужели спать легли? |
| You ought to be ashamed-flopping down so early ... and you a modern woman.... Oh, oh!" | Стыдно, стыдно, рано заваливаться... А еще современная женщина... Ай, ай, ай..." |
| He would rattle the doorhandle insistently, causing Katya to tremble with indignation. Maslov was obstinate and abnormally vain-he was capable of standing outside the door till the morning. | Он настойчиво вертел дверную ручку, и Катю трясло от негодования: Маслов был упрям и чудовищно самонадеян, он мог до утра стоять за дверью. |
| "Ekaterina Dmitrevna, I only want to sit quietly beside your stove ... my nerves are in rags.... Let me in-be a good comrade...." | "Екатерина Дмитриевна, да хочу всего-навсего тихо посидеть около вашей печурочки... Расходились нервы... Пустите по-товарищески..." |
| It would have been absurd not to respond, and in the end Katya always opened the door. | Было глупо отмалчиваться, и Катя в конце концов отворяла дверь. |
