| In the white morning mist which lay low over the plain, five riders rode by at a gallop-Roshchin, bent almost double over the neck of a sorrel mare with a clipped mane, Dundich, the little Serb in command of one of Budyonny's squadrons, half a length in front on a black stallion, and behind them, urging on their horses, Latugin, Gagin, and Zaduiviter. Roshchin and Dundich wore light-coloured officers' greatcoats with gilt shoulder straps, the other three, cockaded caps and sheepskin jackets with sergeants' shoulder straps. In his undeviating progress through life, Dundich had found a second native land. He had fallen in love with the boundless land of Russia and its boundless revolution with the passion of a nature which was simple, enthusiastic and utterly intrepid. | В утреннем белом тумане, плотно лежащем по всему полю, мчались пятеро всадников, - на гнедой кобыле со стриженой гривой - Рощин, на полкорпуса впереди него, на вороном жеребчике, - маленький Дундич, серб, командир одного из буденновских эскадронов; на своем непримиримом пути Дундич нашел вторую родину и со всем пылом простодушного, жизнерадостного и отчаянно смелого человека полюбил необозримую Россию и ее необозримую революцию; он и Рощин были одеты в светлые офицерские шинели с золотыми погонами; позади, понукая, скакали, в лихо смятых фуражках с кокардами, в полушубках с урядническими погонами, Латугин, Г агин и Задуйвитер. |
| The task allotted to them was to get into Voronezh, see how the artillery was posted, discover the strength of cavalry and infantry forces, and, finally, hand over to General Shkuro, in command of the defence, a sealed envelope containing a letter from Budyonny. | Им была поставлена задача: проникнуть в Воронеж, высмотреть расположение артиллерии, наличие конных и пеших сил и напоследок вручить командующему обороной - генералу Шкуро - запечатанный пакет, в котором находилось письмо Буденного. |
| Dundich loved life, and loved gambling with his life, and just now, in these October days when the muscles went taut beneath his tunic, and every inhalation of the crisp air in the morning mist brought with it a whole gamut of odours, he found idleness especially irksome. | Дундич любил жизнь и любил играть с ней в опасную игру, а в эти бодрящие октябрьские дни, когда мускулы так и потягивались под гимнастеркой, - лишь потяни ядреный воздух утреннего тумана, полный всяких отличных запахов, - ему в особенности не терпелось без дела. |
| He had volunteered to hand the sealed dispatch over to Shkuro himself. | Он сам вызвался передать Шкуро запечатанный пакет. |
| He had sought out Roshchin, and said to him: | Он пошел разыскивать Рощина и сказал ему: |
| "Vadim Petrovich, you're just the man wanted for a certain little adventure. You know the ways of officers, and all their little mannerisms. | - Вадим Петрович, вы очень подходящий человек для одного небольшого приключения, - вы знаете офицерские обычаи и всякую обходительность. |
| Would you consent to dash over to Voronezh with me? | Вы бы не согласились сбегать со мной в Воронеж? |
| It'll take one day, and it'll be a splendid ride. | Это займет один день. Будет добрая проскачка. |
| Budyonny promises us his own horses, Petushok and Aurora...." | Буденный обещал нам личных коней, Петушка и Аврору... |
| It was absurd to talk about consenting or not consenting, although the mention of officers' "mannerisms" grated unpleasantly on Roshchin's ears. | Смешно было - соглашаться или не соглашаться. Вадима Петровича неприятно только кольнуло упоминание об офицерской обходительности. |
