| The yardman of the school, a deaf old man with a wooden leg, Katya, and the children-who turned up almost in a body-broke up the fence one dark evening, to the noise of a raging wind, and carried all the railings into the porch. | Школьный сторож - глухой старик с деревянной ногой. Катя и дети, - а они пришли почти все, -темным вечером, под шум ненастного ветра, разломали забор и все снесли в школьные сени. |
| The yardman sawed them, and the next day it was warm and damp in the classroom, the moist walls steamed, and the children perked up, while Katya told them from the teacher's desk all about solar energy (of which she had only learned the day before from a useful book entitled The Forces of Nature). | Сторож напилил дров, и наутро в классной комнате было тепло, влажно, от сырых стен шел пар, дети сидели повеселевшие, и Катя рассказывала им с кафедры о солнечной энергии (об этом она сама узнала только вчера из полезной книжки "Силы природы"). |
| "Everything you see, children-the teacher's desk, the forms you are sitting on, the fire in the stove, and you yourselves, come from solar energy.... To get control over it is the task of humanity. That is why we have to learn and struggle.... And now we'll have a lesson in the Russian language.... The Russian language is solar energy, too, and so we must study it well...." | - Все, что вы видите, дети, - эта кафедра, эти парты и огонь в печи, и вы сами - это солнечная энергия... Овладеть ею - задача человечества... Вот для чего нужно учиться и учиться, бороться и бороться... А теперь мы перейдем к уроку русского языка... Русский язык - это ведь тоже солнечная энергия, поэтому им нужно хорошо овладеть... |
| During the break the children would tell Katya all sorts of news.... | Во время перемен дети рассказывали Кате всякие новости. |
| They knew all that was going on in the district, in Moscow, and even among the lords in foreign parts. | Дети знали все, что делалось на Пресне в Москве, и даже за границей у лордов-мордов. |
| Katya learned a great deal from their stories. | Катя очень многое почерпнула из этих рассказов. |
| Thus ' she learned before it was in the papers, of the White breakthrough at Orel, from where wounded were arriving. | Так, раньше чем из газет она узнала о прорыве белых под Орлом, откуда стали прибывать раненые. |
| Two little girls had heard with their own ears how at the Mikulins-where they had run round on purpose to get news -Stepan Mikulin, a turner, only just back, all shot to bits, poor man, had sat up in bed, though the doctors strictly ordered him to stay lying down, and shouted to his wife and mother in an awful voice: | Две девочки собственными ушами слышали, как у Микулиных - куда они нарочно бегали - Степан Микулин, токарь, только что вернувшийся, бедный, весь простреленный, приподнялся на койке, - а ему докторами строго ведено лежать, - и кричал дурным голосом жене и матери: |
| "There's treachery among us at the front-treachery! | - Измена у нас на фронте, измена! |
| Give me pen and paper. I'll write to Vladimir Ilyich! | Дайте мне бумаги, чернил, я напишу Владимиру Ильичу! |
| The best proletarians are shedding their blood and dying at the front, because they can't bear Moscow to be surrendered to the White general.... It wasn't our fault Orel was surrendered-it was treachery!" | Лучшие пролетарии кровью умываются, сырой землей укрываются, а Москву не хотят отдавать белому генералу... Не мы виноваты, что Орел сдан, - измена!.. |
| Mitya Petrov went white as a sheet as he listened to the girls' stories; his eyes grew wider and wider, and there was such suffering in them that Katya sat next to him at his desk and pressed his head to her bosom, but he silently freed himself-no consolations, no caresses were any good to him just now. | Петров Митя, слушая эти рассказы девочек, сделался бледный, как штукатурка, и глаза у него все расширялись, такие мученические, что Катя села рядом на парту, прижала его голову к груди, но он молча выпростался, - ему было не до утешения, не до ласк. |
