| Man, the equal of the gods, born for the performance of sublime tasks, man, who should, like Orpheus with his lute, be giving life to stones and taming the fury of wild beasts, was soiling banknotes and his own mind, by the light of a smoking wick, in the search for ways of outwitting his neighbour.... Thank you for breaking up our wretched life-may its memory be accursed!-there are no more banknotes to soil now, so whether you like it or not you have to turn to high matters.... Here's the guarantee of my sincerity...." (He drew out the bag of salt.) "This is my only possession, I need nothing more, all the rest I can beg or steal. | Богоравное существо, человек, предназначенный к совершению высоких задач, - как Орфей струнами лиры оживлять камни и усмирять бешенство дикой природы, - человек этот при коптящем ночнике муслил кредитки и ум, как бы ловчее объегорить соседа... Спасибо вам, -разбили убогое житие, будь ему нелегкая память... Муслить больше стало нечего, хочешь не хочешь - перестраивайся на высокие темы... В доказательство моей искренности - вот... (Он вытащил мешочек с солью.) Вот единственная моя собственность, больше мне ничего не надо, остальное или прошу, или ворую. |
| But, Citizen Commanders, I have a bone to pick with you.... You are fighting for the sake of man's happiness, but are apt to forget man himself, he gets left out. | Но, граждане командиры, хочу с вами поспорить... Боретесь вы счастья ради человека, а человека-то часто забываете, он у вас пропадает между строк. |
| Do not separate the revolution from man, do not make just another philosophical system of it, for philosophy is but smoke, it assumes exquisite shapes which vanish into thin air.... Therein lies the explanation of my interest in the fate of this woman: in her I turn over the leaves of an absorbing and poetic tale, such a tale, as, by the way, is to be found in every human being, when approached with true curiosity, with the thirst for knowledge.... Why, it is the universe itself parading in a ragged cloak and worn boots...." | Не отрывайте революции от человека, не делайте из нее умозрительной философии, ибо философия - дым: приняв чудный облик, он исчезает... Вот чем объяснимо мое участие в судьбе этой женщины: в ней я перелистываю увлекательную и поэтическую повесть, как, впрочем, и в каждом человеке, если подойти к нему с любопытством, с жаждой... Ведь это вселенная уходит перед вами в драной бекеше и в опорках. |
| "A good yarn," said the regimental commander, emitting a puff of smoke, but the company commander only said: "Come on, now, show us your papers." | - Хитро загнуто, - пустив дымок, сказал командир полка. - А ну, покажите документы, - вслед за ним сказал ротный. |
| Taking their passports from Dasha and Kuzma Kuzmich, the company commander moved the light nearer to himself and bent low over them, carefully turning the pages of the booklets with a moistened thumb. | Взяв у Кузьмы Кузьмича и Даши паспорта, он придвинул светильню и низко нагнулся, мусоля палец, осторожно перелистывая паспортные книжки. |
| The regimental commander sighed heavily every now and then, sucking at the charred pipe which he had hardly removed from his mouth all through the five years of war. | Командир полка изредка тяжело вздыхал, посасывая обгоревшую трубочку, которая дымила у него под усами уже пятый год войны. |
| "Who's your father?" the company commander asked Dasha. "Dr. Bulavin." | - Кто ваш отец? - спросил ротный у Даши.- Доктор Булавин. |
| "What-the minister of the former Samara government?" | - Это, что же, не министр бывшего самарского правительства? |
| "Yes." | -Да- |
| The company commander glanced at the regimental commander and handed him Dasha's passport. | Ротный взглянул на командира полка и протянул ему Дашин паспорт. |
| Then he asked Kuzma Kuzmich, frowning: | Хмурясь, спросил у Кузьмы Кузьмича: |
| "And you-are you one of the long-haired tribe?" | - Вы, что же, сами - из жеребячьего сословия? |
