| "The question of motive is the last," said Gletkin. | Когда снег растаял, Глеткин сказал: |
| "When you have signed that, we will have finished with one another." | - Как только вы подпишете последний пункт обвинения, наша работа будет завершена... |
| The lamp radiated a sharper light than it had for a long time. | Лампа горела почти полным накалом. |
| Rubashov was forced to blink. | Рубашову пришлось закрыть глаза. |
| "... And then you will be able to rest," said Gletkin. | - ...И я оставлю вас в покое, - закончил Глеткин. |
| Rubashov passed his hand over his temples, but the coolness of the snow was gone. | Рубашов приложил правую ладонь к виску, но она уже снова была горячей. |
| The word "rest", with which Gletkin had ended his sentence, remained suspended in the silence. | "В покое, - мысленно повторил он последние слова Глеткина. |
| Rest and sleep. | - Покой и сон. |
| Let us choose a captain and return into the land of Egypt ... | Для чего нам было выходить из Египта?" |
| He blinked sharply through his pince-nez at Gletkin: "You know my motives as well as I do," he said. | - Вам прекрасно известны причины моей деятельности. |
| "You know that I acted neither out of a 'counter-revolutionary mentality', nor was I in the service of a foreign Power. | Вы знаете, что я не "действовал из контрреволюционных убеждений" и не продавался международному капитализму. |
| What I thought and what I did, I thought and did according to my own conviction and conscience." | Я делал то, что я делал, честно, повинуясь собственной совести. |
| Gletkin had pulled a dossier out of his drawer. He went through it, pulled out a sheet and read in his monotonous voice: | Глеткин выдвинул ящик стола, вынул какую-то папку, раскрыл ее и монотонно прочитал: |
| " '... For us the question of subjective good faith is of no interest. | - "Для нас субъективная честность не имеет значения. |
| He who is in the wrong must pay; he who is in the right will be absolved. | Того, кто неправ, ожидает расплата; тот, кто прав, будет оправдан... |
| That was our law. ...' | Таковы наши законы". |
| You wrote that in your diary shortly after your arrest." Rubashov felt behind his eye-lids the familiar flickering of the light. | - Он поднял взгляд на Рубашова. - Вы написали это в своем дневнике вскоре после ареста. Электрический свет, прожигая опущенные веки, знакомо всплескивался в утомленные глаза. |
| In Gletkin's mouth the sentence he had thought and written acquired a peculiarly naked sound-as though a confession, intended only for the anonymous priest, had been registered on a gramophone record, which now was repeating it in its cracked voice. Gletkin had taken another page out of the dossier, but read only one sentence from it, with his expressionless gaze fixed on Rubashov: | Собственная мысль, повторенная глеткинским голосом, показалась Рубашову грубой и обнаженной - словно исповедь, записанная на граммофонную пластинку.Глеткин снова заглянул в папку и, не спуская безучастного взгляда с Рубашова, процитировал: |
| " 'Honour is: to serve without vanity, and unto the last consequence.' " | - "Сегодня истинно честный человек служит общему делу без гордыни и идет по этому пути до конца". |
