Читать «Слепящая тьма - английский и русский параллельные тексты» онлайн - страница 218

Артур Кёстлер

Rubashov fought his last battle against that formulation. Рубашов не соглашался с этой формулировкой.
The discussion had lasted from dawn to the middle of the morning, when Rubashov, at a quite undramatic moment, slid sideways from his chair and remained lying on the ground. Допрос начался на рассвете, а часов около одиннадцати Рубашов медленно сполз с табуретки, упал на пол и не поднялся.
When he came to a few minutes later, he saw the little fluff-covered skull of the doctor over him, pouring water on his face out of a bottle, and rubbing his temples. Когда через несколько минут он пришел в себя, то увидел покрытую страусиным пухом голову врача, который плескал ему в лицо холодной водой из бутылки и растирал виски.
Rubashov felt the doctor's breath, which smelt of peppermint and bread-and-dripping, and was sick. От тяжелого запаха черного хлеба и полупереваренного сала Рубашова вырвало.
The doctor scolded in his shrill voice, and advised that Rubashov should be taken into the fresh air for a minute. Врач ругнулся - у него был резкий крикливый голос - и сказал, что подследственного надо вывести на свежий воздух.
Gletkin had watched the scene with his expressionless eyes. Глеткинский взгляд не выражал никаких чувств.
He rang and ordered the carpet to be cleaned; then he let Rubashov be conducted back to his cell. Он позвонил и приказал вычистить ковер, а потом вызвал высокого охранника, и тот отконвоировал Рубашова в камеру.
A few minutes later, he was taken by the old warder into the yard for exercise. Вскоре старик-надзиратель повел его на прогулку.
For the first few minutes Rubashov was as if intoxicated by the biting fresh air. В первое мгновение свежий морозный воздух одурманил Рубашова.
He discovered that he had lungs which drank in oxygen, as the palate a sweet refreshing drink. Потом он ощутил, что у него есть легкие, и принялся жадно, с наслаждением дышать.
The sun shone pale and clear; it was just eleven in the morning the hour at which he always used to be taken for his walk an immeasurable time ago, before this long, hazy row of days and nights had started. В бледном небе светило неяркое зимнее солнце, и было одиннадцать часов утра в незапамятные времена, еще до того, как он утонул в мутном потоке бесконечных допросов, его в этот час каждое утро выводили на воздух.
What a fool he had been not to appreciate this blessing. Какой же он был дурак, что не ценил это восхитительное благо!
Why could one not just live and breathe and walk through the snow and feel the pale warmth of the sun on one's face? Неужели нельзя просто дышать и жить, чтобы ежедневно гулять по хрустящему ароматному снежку и чувствовать на лице ласковое тепло предвечернего солнца?
Shake off the nightmare of Gletkin's room, the glaring light of the lamp, that whole ghostly mise en sc?ne-and live as other people do? Неужели нельзя оборвать мутно-слепящий кошмар, который ждет его в глеткинском кабинете? Ведь живут же другие люди без этого...
As it was the usual hour for his exercise, he again had the thin peasant with the bast-shoes as neighbour in the roundabout. Его напарником опять оказался крестьянин в рваных сапогах.
He watched sideways as Rubashov walked along beside him with slightly swaying steps, cleared his throat once or twice, and said, with a glance at the warders: Он искоса посматривал на слегка запинающегося Рубашова, а потом уважительно откашлялся и, не выпуская из виду охранников, сказал: