Читать «Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь» онлайн - страница 215

Здесь все было иначе, чем в Джунгарах. Ван жил так же, как и все его подданные, чисто пастушеской жизнью, в юртах, перекочевывая несколько раз в год. На границе торгоутской земли были китайские города и деревни, были пашни: китайцы, кроме пшеницы и гороха, сеяли на них даже рис и хлопчатник, хотя и тот и другой родились тут плохо; в деревнях и городах встречались фруктовые деревья, – все это исчезло вместе с последними китайцами. В торгоутской земле кругом не было видно ни домов, ни пашен, под ногами были галька и кустики плохой травы, да по берегу большой реки Эдзин-Гола, вдоль которой мы шли, тянулись неширокой полосой луга, с жесткими злаками и иногда камышом; изредка встречались рощицы старых корявых тополей, и под ними обыкновенно были видны две-три бедные торгоутские юрты. Несмотря на такой вид страны, мы рады были оставить культурный Китай и с удовольствием встречали монгольских всадников, неизменно всегда обменивавшихся с нами своими приветствиями: «Менду! Амурсаик!» Звуки, мало для нас понятные, но тем не менее их приятно было слышать.

У торгоутского вана мы рассчитывали отпустить китайских возчиков на телегах и нанять верблюдов для перехода через Гоби. Переговоры, по обыкновению, затянулись, и мы зажились на берегу Эдзин-Гола. Между нашим лагерем и ставкой вана, которую можно было видеть от нас в бинокль, завязались частые сношения, сначала через прислугу. Когда переговоры приближались уже к благополучному концу, торговля через посредников кончилась и ван побывал у нас в лагере, получила и я приглашение приехать к жене вана. Зная, что меня ждет уже знакомая мне монгольская обстановка, я не очень волновалась, гораздо меньше, чем тогда, когда приглашение получалось от какой-нибудь китаянки, где я ожидала встретить тысячу непонятных мне церемоний. Старику Сандан Джимбе и мне оседлали наших лошадей, и мы отправились; на полдороге нас встретил какой-то молодой человек, брат княгини, как я узнала впоследствии.

Вид вановской стоянки не имел в себе ничего внушительного, – он походил на всякий другой aул, состоящий из нескольких юрт. Правда, войлоки на двух-трех юртах отличались белизной, зато остальные юрты имели обычный закоптелый и некоторые даже совсем растрепанный вид, как жилища бедняков в Монголии. Перед одной из белых юрт стояли торчаки, т. е. мачты, как и перед домом Джунгарского князя. Оживления в лагере при нашем приближении не было заметно, напротив, люди как будто куда-то попрятались; впрочем, две женщины подошли помочь мне сойти с лошади и провели нас в юрту, где никого не было и ничего не было из того, что обыкновенно бывает в жилых юртах. Не успела я выслушать от старика объяснение, что эта юрта заменяет здесь приемную для просителей или служит канцелярией, как нас позвали куда-то дальше; мы перешли к следующей, самой большой юрте, и у дверей ее меня встретила высокая монголка, за халат которой цеплялось четверо ребятишек.