| "You may be right," said Ivan Ilyich, getting up. "Vasili Rublev-he's the revolution. Not you, Strukov. | - А может быть, и так, - сказал Иван Ильич, вставая. - Васька Рублев - вот это революция... А ты, Струков, нет. |
| You make too much noise, and you rationalize too much." | Уж очень ты шумишь, заумно разговариваешь... |
| Ivan Ilyich returned to his rooms early and went to bed immediately. | Иван Ильич вернулся домой рано и сейчас же лег спать. |
| But oblivion only visited him for a moment, and he sighed, turned heavily on his other side, and opened his eyes. | Но забылся сном лишь на минуту, - вздохнул, тяжело повернулся на бок, открыл глаза. |
| There was a smell of leather from an open suitcase standing on a chair. | Пахло кожей чемодана, стоявшего раскрытым на стуле. |
| In this suitcase, bought in Stockholm, was a beautiful travelling case of leather and silver, a present for Dasha. | В этом чемодане, купленном в Стокгольме, лежал чудесной кожи серебряный несессер - подарок для Даши. |
| Ivan Ilyich was very sentimental about it, taking it out of the tissue paper every day, to feast his eyes on it. | Иван Ильич чувствовал к нему нежность и каждый день разворачивал его из шелковистой бумаги и рассматривал. |
| He pictured to himself a railway compartment with the long window that foreign railway compartments have, and Dasha in travelling dress on the seat; on her lap this gewgaw, smelling of scent and leather, a symbol of carefree, delightful wanderings. | Он даже ясно представлял себе купе вагона с длинным, как в нерусских поездах, окном и на койке - Дашу в дорожном платье: на коленях у нее эта пахнущая духами и кожей вещица - знак беззаботных, чудесных странствий. |
| Through the window Ivan Ilyich could see the sombre sky suffused with the dingy purplish reflection of the city's lights. | Иван Ильич глядел, как за окном в мглистом небе разливались грязно-лиловым светом отражения города. |
| And he understood perfectly the anguished hatred with which those who had today howled for bread must now be regarding this reflection. | И он ясно почувствовал - с какою тоскливой ненавистью должны смотреть на этот свет те, кто завывал сегодня о хлебе. |
| The unloved, monotonous, detested city. The will and brain of the country. And now infected with a mortal disease. ... Now in its death agony.... | Нелюбимый, тяжкий, постылый город... Мозг и воля страны... И вот он поражен смертельной болезнью... Он в агонии... |
| It was about twelve o'clock when Ivan Ilyich left the house.... | Иван Ильич вышел из дому часов в двенадцать. |
| The wide, misty street was deserted. | Туманный широкий проспект был пустынен. |
| In a crystal vase behind the steaming windows of a flower shop was a gorgeous bunch of red roses, with large drops of water on their petals. | За слегка запотевшим окном цветочного магазина стоял в хрустальной вазе пышный букет красных роз, осыпанных большими каплями воды. |
| Ivan Ilyich looked lovingly at them through the falling snow. | Иван Ильич с нежностью взглянул на него сквозь падающий снег. |
| A Cossack patrol-five horsemen-emerged from a side street The last of them turned his horse's head and trotted up to the pavement, towards three men in caps engaged in low-voiced animated conversation as they walked. | Из боковой улицы появился казачий разъезд -пять человек. Крайний из них повернул лошадь и рысью подъехал к тротуару, где шли, тихо и взволнованно разговаривая, трое людей в кепках. |
| These men came to a standstill, and one of them, with a cheerful remark, took the horse by the bridle. | Люди эти остановились, и один, что-то весело говоря, взял под уздцы казачью лошадь. |
