| "Katya lied to me." | "Катя меня обманула!" |
| Then, recalling the minutest details of the conversation, all Katya's words and movements, everything grew clear to Dasha: yes, it had all been lies. | Затем, припоминая все мелочи разговора, Катины слова и движения, Даша ясно увидела: да, действительно обман. |
| She was thunderstruck. | Она была потрясена. |
| Katya had betrayed her husband, but while betraying, sinning, lying, she seemed to have become still more fascinating. | Катя изменила мужу, но, изменив, согрешив, налгав, стала точно еще очаровательнее. |
| No one with eyes in his head could have, failed to remark in her something new, a strange, weary tenderness. | Только слепой не заметил бы в ней чего-то нового, какой-то особой усталой нежности. |
| And the way she lied was enough to drive you crazy with love. | И лжет она так, что можно с ума сойти -влюбиться. |
| But she was a criminal, wasn't she? | Но ведь она преступница. |
| Dasha didn't know what to make of it all. | Ничего, ничего не понимаю. |
| Thoroughly upset and bewildered, she took a drink of water, lit and extinguished the lamp again and again, and tossed and turned till daylight, feeling that she could neither condemn Katya, nor understand the thing she had done. | Даша была взволнована и сбита с толку. Пила воду, зажигала и опять тушила лампочку и до утра ворочалась в постели, чувствуя, что не может ни осудить Катю, ни понять того, что она сделала. |
| Ekaterina Dmitrevna could not sleep that night, either. | Екатерина Дмитриевна тоже не могла заснуть в эту ночь. |
| Lying on her back, drained of strength, her hands stretched out on the silken coverlet, she wept without wiping away the tears, wept because she felt bewildered, polluted, unclean, because there was nothing she could do about it, because she was not passionate and austere, like Dasha, and never would be; she wept because Nikolai Ivanovich had called her a street woman, and had said her drawing room was middle-class. | Она лежала на спине, без сил, протянув руки поверх шелкового одеяла, и, не вытирая слез, плакала о том, что ей смутно, нехорошо и нечисто, и она ничего не может сделать, чтобы было не так, и никогда не будет такой, как Даша, -пылкой и строгой, и еще плакала о том, что Николай Иванович назвал ее уличной женщиной и сказал про гостиную, что это - мещанская гостиная. |
| And she wept still more bitterly because, at midnight the night before, Alexei Alexeyevich Bessonov had driven her in a rubber-tired droshky to an out-of-town hotel, and there, unaware, unloving, oblivious of all that was sacred to her, had taken her-unhurriedly, hatefully, as if she had been a wax figure, one of the pink-cheeked mannequins in the window of Madame Duclet's shop of Paris gowns in Morskaya Street. | И уже горько заплакала о том, что Алексей Алексеевич Бессонов вчера в полночь завез ее на лихом извозчике в загородную гостиницу и там, не зная, не любя, не чувствуя ничего, что было у нее близкого и родного, омерзительно и не спеша овладел ею так, будто она была куклой, розовой куклой, выставленной на Морской, в магазине парижских мод мадам Дюклэ. |
| *V * | 5 |
| In the apartment of engineer Ivan Ilyich Telegin, on the fifth floor of a newly-built house on 19th Street, Vasilyevsky Island, was the so-called "Centre for the Struggle against Convention." | На Васильевском острове в только что отстроенном доме, по 19-й линии, на пятом этаже, помещалась так называемая "Центральная станция по борьбе с бытом", в квартире инженера Ивана Ильича Телегина. |
| As the first tenant Telegin got the apartment at cheap rates for a year. | Телегин снял эту квартиру под "обжитье" на год по дешевой цене. |
