| "It's not I who am angry, you yourself refused to speak to me." | - Я-то не сержусь, вы сами не пожелали со мной разговаривать. |
| "No, no, no! You misunderstood me. ... I like you ever so much, I shall always wish you well. But there's no point in going over the past, there's nothing left of it.... I know I was much to blame, I'm ever so sorry for you...." | - Нет, нет, нет... Вы не так меня поняли... Я к вам ужасно хорошо отношусь, я вам хочу всякого добра... Но о том, что было, не стоит вспоминать, прежнего ничего не осталось... Я чувствую себя виноватой, мне вас жалко... |
| Raising his shoulders, he glanced ironically past Dasha at the passers-by. | Он поднял плечи, с усмешкой поглядел мимо Даши на гуляющих. |
| "Thanks for the compassion." | - Благодарю вас за жалость. |
| Dasha sighed. If Bessonov had been a little boy she would have taken him home, washed him with warm water, given him sweets. | Даша вздохнула, - если бы Бессонов был маленьким мальчиком, - она повела бы его к себе, вымыла теплой водой, накормила бы конфетками. |
| But what was she to do with him as he was-he had created his own sorrow, for his own hurt and torment. | А что она поделает с этим, - сам себе выдумал муку и мучается, сердится, обижается. |
| "Alexei Alexeyevich, write to me every day if you like," said Dasha, trying to look as kindly as possible into his face. | - Алексей Алексеевич, если хотите, - пишите мне каждый день, я буду отвечать, - сказала Даша, глядя ему в лицо как можно добрее. |
| "I'll answer you." Flinging back his head he gave a forced laugh. | Он откинул голову, засмеялся деревянным смехом: |
| "Thanks ... but paper and ink have become loathsome to me," he said, grimacing as if he had swallowed something sour. "Darya Dmitrevna, you must be either a saint or a fool.... Don't you understand that you are the tortures of hell sent to me while I am still alive?" | -Благодарю... Но у меня отвращение к бумаге и чернилам... - сморщился, точно хлебнул кислого. -Либо вы - святая, Дарья Дмитриевна, либо вы дура... Вы - адская мука, посланная мне заживо, поняли? |
| He made an effort to go, but seemed unable to lift his feet. | Он сделал усилие отойти, но точно не мог оторвать ног. |
| Dasha stood there, her head hanging-now she understood, and was sorry, but her heart was cold. | Даша стояла, опустив голову, - она все поняла, ей было печально, но на сердце холодно. |
| Bessonov looked at her bent neck, at her tender, virgin bosom, visible at the opening of her white dress, and said to himself: "This is the end, this is death." | Бессонов глядел на ее склоненную шею, на нетронутую, нежную грудь, видную в прорезе белого платья, и думал, что, конечно, - это смерть. |
| "Be merciful," he said aloud in a voice which had become simple, gentle and human. | - Будьте милосердны, - сказал он простым, тихим, человеческим голосом. |
| Without raising her head, she hastened to whisper: | Она, не поднимая головы, прошептала сейчас же: |
| "Yes, yes!" and wandered away between the trees. | "Да, да", и прошла между деревьями. |
| For the last time Bessonov's glance sought her fair head in the crowd. She did not turn once. | В последний раз Бессонов отыскал взглядом в толпе ее светловолосую голову, - она не обернулась. |
| He placed his hand against the trunk of a tree, the fingertips digging into the green bark. The earth, his last asylum, had given way beneath his feet. | Он положил руку на дерево, вцепился пальцами в зеленую кору - земля, последнее прибежище, уходила из-под ног. |
| * XXVI * | 26 |
