| Poor darling!" She took Dasha's hand, kissed it, placed it on her breast, and fell to stroking it. "I'm sure Ivan Ilyich is alive," she continued. | Бедненькая. - Она взяла Дашину руку, поцеловала и, положив на грудь, стала гладить. - Я верю, что Иван Ильич жив. |
| "If you really love him there's nothing else in the world you need." | Если ты его очень любишь, - тебе больше ничего, ничего на свете не нужно. |
| The sisters again fell silent, looking through the window at the falling snow. | Сестры опять замолчали, глядя на падающий за окном снег. |
| A platoon of cadets, each with a change of linen and a bunch of twigs beneath his armpit, was moving down the street between the piled snow, the soles of their boots slipping over the frozen surface. They were being marched to the bathhouse. | По улице, среди сугробов, скользя сапогами, прошел взвод юнкеров с вениками и чистым бельем под мышками. Юнкеров гнали в баню. |
| As they passed the window they sang in chorus, each line ending with a triumphant whistling: | Проходя, они запели одной глоткой, с присвистом: |
| Rise, ye hawks, and soar like eagles, Cease to sorrow, cease to mourn.... | Взвейтесь, соколы, орлами, □ □ Полно горе горевать... |
| A day or two later Dasha began going to the hospital again. | Пропустив несколько дней, Даша снова начала ходить в лазарет. |
| Katya remained alone in the flat, where everything was strange to her: the two dull landscapes on the wall, depicting a haystack, and a pool of melting snow between naked birch trees; photographs of unknown individuals over the drawing-room sofa; and a sheaf of dusty feather grass in one corner. | Екатерина Дмитриевна оставалась одна в квартире, где все было чужое: два скучных пейзажа на стене - стог сена и талая вода между голыми березами; над диваном в гостиной -незнакомые фотографии; в углу - сноп пыльного ковыля. |
| Ekaterina Dmitrevna tried going to the theatre, where veteran performers acted Ostrovsky, or to exhibitions, to museums, where everything seemed to her pale, faded, languishing, and she herself a shade wandering through a deserted world. | Екатерина Дмитриевна пробовала ездить в театр, где старые актрисы играли Островского, на выставки картин, в музеи, - все это казалось ей бледным, выцветшим, полуживым и сама она себе - тенью, бродящей по давно всеми оставленной жизни. |
| She spent hour's seated at the window, next to the hot-water pipes, looking out on snowy tranquil Moscow, where melancholy bells sounded in the soft air, through the falling snow, ringing to a memorial service, or to the funeral of someone brought back from the front. | Целыми часами Екатерина Дмитриевна просиживала у окна, у теплой батареи отопления, глядела на снежную тихую Москву, где в мягком воздухе, сквозь опускающийся снег, раздавался печальный колокольный звон, - служили панихиду либо хоронили привезенного с фронта. |
| The book would drop -from her hands. What was there to read about-to dream about? | Книга валилась из рук, - о чем читать? о чем мечтать? |
| How futile all former dreams and thoughts now seemed! | Мечты и прежние думы, - как это все теперь ничтожно! |
| The passage of time was marked by the morning and evening newspapers. | Время шло от утренней газеты до вечерней. |
| It was obvious to Katya that everyone around her lived only in the future, in some imaginary days of victory and peace. Anything which confirmed these expectations was received with exaggerated rejoicings, while setbacks caused general dejection. | Екатерина Дмитриевна видела, как все окружающие ее люди жили только будущим, какими-то воображаемыми днями победы и мира, - все, что укрепляло эти ожидания, переживалось с повышенной радостью, от неудач все мрачнели, вешали головы. |
