| During operations Dasha had to hold blackened legs and arms, from which fell clots of dried blood and pus, and she grew to know how strong men clench their teeth, and how their limbs tremble helplessly with pain. | Во время операций Даше приходилось держать почерневшие ноги и руки, с которых кусками отваливалось налипшее на ранах, и она узнала, как сильные люди скрипят зубами и тело у них трепещет беспомощно. |
| There was so much of this suffering that sufficient pity for it could not have been found in the world's whole store of mercy. | Этих страданий было столько, что не хватило бы во всем свете милосердия пожалеть о них. |
| Dasha began to feel that she was now eternally bound up with this mutilated, blood-soaked life, and that there was no other. | Даше стало казаться, что она теперь навсегда связана с этой обезображенной и окровавленной жизнью и другой жизни нет. |
| The green lamp shade shone in the staff room, while on the other side of the wall someone muttered in delirium; bottles rattled on a shell when a car clattered by in the street. | Ночью в дежурной комнате горит зеленый абажур лампочки, за стеной кто-то бормочет в бреду, от проехавшего автомобиля зазвенели склянки на полочке. |
| The dreary routine had become an integral part of real life. | Это уныние и есть частица истинной жизни. |
| Seated during the night watch at the table in the staff room, Dasha would go over the past in her mind, and ever more clearly she saw it as a dream. | Сидя в ночные часы у стола в дежурной комнате, Даша припоминала прошлое, и оно все яснее казалось ей как сон. |
| She had jived on heights from which the earth was not visible. She had lived as all around her had lived, self-centred and supercilious. | Жила на высотах, откуда не было видно земли; жила, как и все там жили, влюбленная в себя, высокомерная. |
| And she had had to fall from these clouds into the blood, and the dirt, into this hospital, with its smell of diseased bodies where people groaned heavily, raved and muttered in their sleep. | И вот пришлось упасть с этих облаков в кровь, в грязь, в этот лазарет, - где пахнет больным телом, где тяжело стонут во сне, бредят, бормочут. |
| There was this Tatar soldier dying, and in ten minutes she would have to go and give him a morphium injection. | Сейчас вот умирает татарин-солдат, и через десять минут нужно идти впрыскивать ему морфий. |
| Today's meeting with Elizaveta Kievna had upset Dasha. | Сегодняшняя встреча с Елизаветой Киевной разволновала Дашу. |
| It had been a hard day, the wounded had been brought from Galicia in the most appalling state-here a hand had had to be amputated, there an arm, and two men were raving in their last delirium. | День был трудный, из Г алиции привезли раненых в таком виде, что одному пришлось отнимать кисть руки, другому - руку по плечо, двое предсмертно бредили. |
| Dasha was tired after the day's work, but she could not get Elizaveta Kievna, with her red hands, man's coat, piteous smile and gentle eyes, out of her head. | Даша устала за день, и все же из памяти не выходила Елизавета Киевна, с красными руками, в мужском пальто, с жалкой улыбкой и кроткими глазами. |
| In the evening, as she was sitting and resting, Dasha looked at the great lamp shade and thought how she wished she were capable of weeping at a street corner, and saying to a stranger: "I simply worshipped Ivan Ilyich." | Вечером, присев отдохнуть, Даша глядела на зеленый абажур и думала, что вот бы уметь так плакать на перекрестке, говорить постороннему человеку - "страшно, страшно любила Ивана Ильича...". |
