| Dasha felt that this "other being" had now fused its identity with hers, had become dissolved in her own being, and vanished, and that the whole of her had become "different," just as light and fresh as she had been before, but somehow softer, tenderer, more mysterious; her very skin seemed to be more delicate, and she could hardly recognize her own face in the mirror now-especially the eyes. Such eyes! It made your head swim to look into them. | Даша чувствовала теперь, как тот второй человек точно слился с ней, растворился в ней, исчез, и она теперь вся другая - и легкая и свежая, как прежде, - но точно вся стала мягче, нежнее, непонятнее, и словно кожа стала тоньше, и лица своего она не узнавала в зеркале, и особенно другими стали глаза, замечательные глаза, посмотришь в них - голова закружится. |
| In the middle of August the Smokovnikovs and Dasha returned to Petersburg, to their big apartment on Panteleimonov Street. | В середине августа Смоковниковы вместе с Дашей переехали в Петербург, в свою большую квартиру на Пантелеймоновской. |
| Once again Tuesday at-homes, picture shows, noisy first nights, notorious trials, the purchasing of paintings, enthusiasm for the past, all-night excursions to the gypsies in the "Samarkand," an out-of-town restaurant. | Снова начались вторники, выставки картин, громкие премьеры в театрах и скандальные процессы на суде, покупки картин, увлечение стариной, поездки на всю ночь в "Самарканд", к цыганам. |
| Once again the stage lover appeared, minus twenty-three pounds of flesh sloughed off at a spa, and to all these restless pleasures were added vague, deliriously alarming rumours of impending change. | Опять появился любовник-резонер, скинувший на минеральных водах двадцать три фунта весу, и ко всем этим беспокойным удовольствиям прибавились неопределенные, тревожные и радостные слухи о том, что готовится какая-то перемена. |
| Dasha had no time now for thinking or feeling. In the mornings there were lectures, at four o'clock a walk with her sister, in the evening a theatre, a concert, supper, and people, people... never a moment to oneself. | Даше некогда было теперь ни думать, ни чувствовать помногу: утром - лекции, в четыре -прогулка с сестрой, вечером - театры, концерты, ужины, люди - ни минуты побыть в тишине. |
| On one of the Tuesdays, after supper, while everyone was sitting over coffee and liqueurs, Alexei Alexeyevich Bessonov entered the drawing room. | В один из вторников, после ужина, когда пили ликеры, в гостиную вошел Алексей Алексеевич Бессонов. |
| As soon as she caught sight of him in the doorway Ekaterina Dmitrevna blushed crimson. | Увидев его в дверях, Екатерина Дмитриевна залилась яркой краской. |
| The hum of conversation subsided. | Общий разговор прервался. |
| Bessonov seated himself on the sofa, and accepted a cup of coffee from the hands of Ekaterina Dmitrevna. | Бессонов сел на диван и принял из рук Екатерины Дмитриевны чашку с кофе. |
| Two barristers, connoisseurs of literature, approached him, but Bessonov, fixing a long, strange gaze on his hostess, remarked abruptly that there was no such thing as art, that it was all a fake, the old trick of the fakir who makes a monkey climb a rope and disappear into thin air. | К нему подсели знатоки литературы - два присяжных поверенных, но он, глядя на хозяйку длинным, странным взором, неожиданно заговорил о том, что искусства вообще никакого нет, а есть шарлатанство, факирский фокус, когда обезьяна лезет на небо по веревке. |
| "There's no such thing as poetry. | "Никакой поэзии нет. |
| Everything has been extinct for ages-people, art, everything. | Все давным-давно умерло, - и люди и искусство. |
| Russia is mere offal, with a flock of crows hovering over it at a crow's banquet. | А Россия - падаль, и стаи воронов на ней, на вороньем пиру. |
