| Progress now is still progress, yet it is now indistinguishable from the recent past like the already traversed inches of sand which cling to the turning wheel, raining back with a dry hiss that before this should have warned him: '... revealed to my wife my hunger, my ego ... instrument of her despair and shame ... and without his having thought it at all, a sentence seems to stand fullsprung across his skull, behind his eyes: I don't want to think this. | Продвижение -- все еще продвижение, но теперь новое неотличимо от только что пройденного: преодоленные пяди песка, налипшие на колеса, осыпаются с сухим шорохом, который еще раньше должен был бы послужить ему сигналом: "... открыл жене свою жажду, свое "я"... Орудие, принесшее ей позор и отчаяние..." -- и хотя он даже не подумал этого, фраза возникает в черепной коробке целиком, позади глаз Я не хочу так думать. |
| I must not think this. | Я не должен так думать. |
| I dare not think this As he sits in the window, leaning forward above his motionless hands, sweat begins to pour from him, springing out like blood, and pouring. | Я не смею так думать... Он сидит в окне, наклонившись над своими неподвижными ладонями, и начинает обливаться потом; пот выступает, как кровь, льется. |
| Out of the instant the sand clutched wheel of thinking turns on with the slow implacability of a mediaeval torture instrument, beneath the wrenched and broken sockets of his spirit, his life: | Увязшее в песке колесо мысли выворачивается из этого мгновения с медленной неумолимостью средневекового орудия пытки, вздевая на себе выкрученные и раздробленные сочленения его духа, его жизни: |
| 'Then, if this is so, if I am the instrument of her despair and death, then I am in turn instrument of someone outside myself. | "Если это так, если я -- орудие, принесшее ей отчаяние и смерть, значит, я орудие кого-то другого. |
| And I know that for fifty years I have not even been clay: I have been a single instant of darkness in which a horse galloped and a gun crashed. | А я знаю, что пятьдесят лет я не был даже прахом: я был единственным мгновением темноты, в которой проскакал конь и грянул выстрел. |
| And if I am my dead grandfather on the instant of his death, then my wife, his grandson's wife ... the debaucher and murderer of my grandson's wife, since I could neither let my grandson live or die ..." | И если я -- свой дед в мгновение его смерти, тогда моя жена, жена его внука... растлитель и убийца жены моего внука, раз я не позволял внуку ни жить, ни умереть..." |
| The wheel, released, seems to rush on with a long sighing sound. | Колесо, освободившись, срывается вперед с протяжным, похожим на вздох звуком. |
| He sits motionless in its aftermath, in his cooling sweat, while the sweat pours and pours. | Он сидит неподвижно, в холодном поту; пот течет и течет. |
| The wheel whirls on. | Колесо продолжает вертеться. |
| It is going fast and smooth now, because it is freed now of burden, of vehicle, axle, all. | Теперь оно катится быстро и плавно, потому что освободилось от груза, от колесницы, от оси, от всего. |
| In the lambent suspension of August into which night is about to fully come, it seems to engender and surround itself with a faint glow like a halo. | В зыбком затишье августа, куда сейчас вступит ночь, оно одевается, обволакивается слабым свечением, похожим на ореол. |
| The halo is full of faces. | Ореол полон лиц. |
| The faces are not shaped with suffering, not shaped with anything: not horror, pain, not even reproach. | Лица не отмечены страданием, не отмечены ничем -- ни ужасом, ни болью, ни даже укоризной. |
| They are peaceful, as though they have escaped into an apotheosis; his own is among them. | Они покойны, словно обрели избавление в апофеозе; среди них и его лицо. |
