Читать «Размышления VII-XI (Чёрные тетради 1938-1939)» онлайн - страница 17

32

«Диалектика».—От не случайно господствует с того момента, когда Платон постиг сущесть (Sei-endheit) как 18еа. Именно Гераклит и Парменид не знакомы с «диалектикой»; если мы их (Гераклита и Парменида) так «читаем», то благодаря платоновской, а затем гегелевской трактовке. Влияние «диалектики» в обыденном мнении и высказывании состоит в том, что мы постепенно утрачиваем способность делать или только заранее осознавать то, что всегда, как кажется, удается диалектике: преодолевать противоречия. Диалектическое преодоление обладает некоей каверзностью, ведь оно как раз оттесняет назад в противоречия и их сохранение (этим «живет» любая диалектика») и вовсе не спрашивает, не является ли то, что несет в себе противоречие, совершенно другой сущностью, и прежде всего —лишь истоком противоречивости как противоречивости пред-ставления? Диалектика есть продолжающееся усиление принципа блокировки 41 мышления (представляемой) сущести сущего <ис-ходя> из истины Бытия. Преодоление противоречий как снятие <их> служит укреплению представленного единства — <исходя> из него и ради него должен мыслиться любой шаг.

Это «единство» есть единство «системы» и подобно системе. Подлинная диалектика возможна только в Новое время, а точнее —лишь после того, как Кант благодаря постижению «трансцендентального» понял субъективность, а значит, отношение представления к объекту, таким образом, что теперь _сам Subjectum сущностно (wesentlich) смог входить _в диалектическое движение, причем так, что только это движение привело к развитию субъективности в ее абсолютности.

В немецком идеализме осуществились «сдвиги» мышления, которые мы, глядя в простое целое и на основании новоевропейской трактовки сущего и истины, еще вовсе не понимаем в их бытийно-исторической единственности. Придется подождать будущих мыслителей, которые творчески дорастут до этого немецкого натиска на целостность сущего и не увязнут в историографическом толковании. Поскольку до сих пор должно было сохраняться только это толкование, теперь в адрес эпохи немецкого идеализма —если не считать пустых культурно-политических поклонов —<звучат> лишь грубые проклятия. На некоторое время из этого последует, 42 что в мыслительном преодолении «диалектики» на основе ее величайших и необходимейших образов нет нужды; а это означает: сущность Нового времени закосневает в <своем> отдалении от этой нужды. Но подобная закоснелость означает затягивание истории бытия и ее решений. А что, если это затягивание есть форма — преждевременная и непознанная, в которой заявляет о себе истина Бытия,—<т.е.> отказа?

33

После Гёльдерлина и после Ницше для немцев больше не существует ни поэтического творчества, ни мышления, которые могли бы сущностно —основывая историю,—быть бунтом против Бога (Aufruhr mit dem Gott), если при этом на карту не будет поставлена последняя сила последних решений. Но потому и уклонение от них и тем самым прекращение поэтической и мыслительной деятельности стало делом обычным, и даже востребованной системой (Einrichtung).