Читать «Поэтика мифа современные аспекты by Зенкин С.Н. (отв. ред.)» онлайн - страница 9

паритет между «символизмом» и «языковостью». Системы эти не зря аттестуются то как «псевдосимволы», то как «псевдоструктуры». У Лотмана вторичные системы надстраивались над первичной, над естественным языком - у Мамардашвили и Пятигорского они предстают результатом «грехопадения» первичных символов под влиянием естественного языка^{35. И это целиком соответствует убеждению авторов (противоположному лотмановской позиции), не без вызова выдвинувших на первых страницах своих размышлений «антигипотезу» Сепира-Уорфа, по которой, в конечном счете, «какие-то структуры языкового мышления более связаны с отсутствием сознания, нежели с его присутствием»36.}

К переворачиванию «семиотической» логики дело, однако, не сводится. (Первичные) символы отличаются от знаков (и от вторичных символов) еще и по своему «залогу». Знаками манипулируют - символы более чем активны. И постулирование их самопроизвольности заставляет Мамардашвили и Пятигорского детально отграничивать свою точку зрения от психоаналитической, параллель с которой здесь напрашивается. Не углубляясь сейчас в эту тему (и не пытаясь рассматривать взгляды авторов на психоанализ - а они совпадают далеко не во всем^{37 - раздельно), сошлемся на одну позднейшую статью, которой можно воспользоваться как своеобразным сжатым (полу)автокомментарием к тому, о чем идет речь38. Суть предпринимаемой в статье ревизии фрейдизма заключается в отказе онтологизировать бессознательное как какой-то отдельный уро-}

вень психики. Вместо этого в самом сознании предлагается различать две оперативные области - «контролируемого» и «неконтролируемого». Вторая из них - зона свободных (и в этом смысле бессубъектных) действий - как раз и отождествляется с «бессознательным», а возможность таких действий связывается с наличием в сознании особых, артикулирующих их «квазифизических» объектов - аналогов (первичных) символов^39.

Такое педалирование спонтанности позволяет уловить и самое для нас любопытное - то, почему в комментируемом фрагменте «Символа и сознания» первичные символы упоминаются в паре с «первичными мифами» (а вторичные символы - в паре с «мифологической системой»). Конспективным сближением мифа с символом завершается уже первая («метатеоретизирующая» о сознании) глава книги, и тот пункт, по которому оно происходит, состоит в утверждении бытийности как одного, так и другого^{40. Будучи «фактом» так же, как символ - «вещью», миф является неразложимой и неанали-зируемой «целостностью», которая порождает множество интерпретаций (реализующихся во вторичных системах), но на которую саму по себе можно только указать. И эта непроницаемая монолитность мифа (вынуждающая сменить язык слов на язык жестов) - другая сторона его разделяемой с символом причастности к неконтролируемой жизни сознания. Миф противится исчерпывающему истолкованию по той же причине, по какой символ - обращению с ним, как с мертвым орудием. Так что - в горизонте рассуждений Мамардашвили и Пятигорского - миф спорадически «пристегивается» к символу для того, чтобы подчеркнуть в этом «предметно-деятельном» органе сознания, «вырабатывающем» свободу, аспект чистого присутствия смысла, пребывания в себе.}