Читать «Поэтика мифа современные аспекты by Зенкин С.Н. (отв. ред.)» онлайн - страница 11

Одним словом, если в развитии лотмановского категориального аппарата миф сыграл роль своего рода диверсанта, который, опрокинув понятие «вторичных моделирующих систем», затем ушел в тень, то у Пятигорского и Мамардашвили (как его соавтора) критика этого понятия будет вестись на иных - метафизических - основаниях, и миф в ней вообще будет задействован на правах достаточно случайного как будто бы «двойника» первичного символа. Однако, попав в гравитационное поле «лотмановской» проблематики, миф в исследованиях авторов парадоксальным образом окажется привязанным к ней настолько, что за пределами этого поля утрачивает всякую понятийную стабильность. Мамардашвили, для которого семиотика быстро отодвинется в прошлое, в «Стреле познания» сделает неожиданную ей «уступку», а потом, когда энергия отталкивания совсем исчезнет, возвратится даже частично (в лекциях «Введение в философию», 1979) к привычному противопоставлению мифа и философии: мифическое/магическое здесь - это синоним освоенного, осмысленного, понятного, а появление философии начинается с удивления и вопроса^{47. Для Пятигорского, напротив, «тартуская» семиотика на многие годы останется оппонентом, однако полемика с нею и «мифотворчество» разойдутся в разные стороны. И подобное увеличение «разности потенциалов» обернется на одном полюсе - панмифологизмом, а на другом (в лекциях «Мышление и наблюдение», 2002) - полным расчетом с семиотикой: вместе с культурологией, постструктуралистской антропологией и пр. она будет объявлена порождением такого самосознания (очевидно -европоцентристского), при котором одна культура полагает себя единственно способной к самосознанию и к осознанию себя «культурой вообще»48. И одновременно (в романе «Древний человек в городе», 2001) Пятигорский создаст шаржированный - при всей его обаятельности - портрет ученого, очень напоминающего Лотмана. Семиотический цикл в жизни мифа на этом будет завершен.}