Читать «Поэтика мифа современные аспекты by Зенкин С.Н. (отв. ред.)» онлайн - страница 6

И такой поворот для лотмановских исследований 1973 года не был единичным. В статье «О двух моделях коммуникации в системе культуры», также помещенной в VI выпуске «Семиотики», Лотман противопоставляет коммуникации вида «Я - ОН» - коммуникацию вида «Я - Я». Но, отталкиваясь от базовой антитезы первичного и вторичного, он избирает здесь иной путь - в обход антитезы словесного и иконического, что сразу же оборачивается жестким разграничением семантики и синтагматики. Первичное - в режиме «Я -ОН» - сообщение предстает в статье как сугубо семантическое, обладающее определенным объемом информации, «распаковываемой» с помощью готового кода. А вторичное - в режиме «Я - Я» - сообщение оказывается трехъярусным (что уже само по себе свидетельствует о кризисе двоичной модели): в процессе трансляции оно переорганизуется за счет «чисто синтагматического добавочного кода» ^{20 и благодаря этому обретает способность насыщаться внетекстовыми ассоциативными значениями. Цель подобной «автокоммуникации» - не передача информации, но ее умножение, «переформирование самой личности». А в качестве примеров вторичного кода Лотман в первую очередь называет ритм, с его «фасцинирую-щим» (термин Ю.В. Кнорозова) воздействием, и, соответственно, те «бессодержательные» явления культуры - вроде орнамента или музыки, где он главенствует. В высказывании же на естественном языке подобная коммуникативная переориентация приводит к тому, что слова редуцируются и обращаются в лишенные собственной семантики индексы.}

С некоторыми вариациями близкая логика реализуется в статье «Каноническое искусство как информационный парадокс»^{21. По уже знакомой оси каноническое противопоставляется тут неканоническому как то, что направлено не на передачу получателю фиксированных сведений извне, а на выработку информации внутри его сознания, на «перекодировку» его личности. В первом случае текст равен самому себе, во втором - открыт контексту и служит лишь «возбудителем» информации. Но при этом первый тип формообразования вполне ожидаемо уподобляется естественному языку, а вот второй - музыке, которая тем самым единолично утверждается в роли антипода языка, замещая на этом месте искусства изобразительные / проективные (среди которых, впрочем, она тоже мелькала). В таком эпизодическом для Лотмана выдвижении музыки на авансцену теории соблазнительно увидеть завуалированную отсылку к знаменитому леви-строссовскому сравнению музыки и мифа (тем более, что соответствующий фрагмент первого тома «Мифологичных» в 1972 году был опубликован по-русски в сборнике «Семиотика и искусствометрия», автором вступительной статьи к которому и одним из составителей и редакторов был Лотман). Но так или иначе миф - этот пантеон собственных имен - с неизбежностью попадает в рубрику «автокоммуникации», равно как, будучи «прафолькло-ром», он автоматически оказывается на одной стороне с искусствами каноническими.}

Иными словами, если в аспекте синтактики и семантики миф у Лотмана развертывается в сфере недискретного, то в аспекте прагматики (возможно, совпадающем с ритуалом) - в сфере индексаль-ного, для которой характерны минимализация текста, его исчерпание, превращение в импульс, вызывающий в сознании человека информационный взрыв. Можно сказать, что индексальность увлекает за пределы текста в пространство сознания (подобно тому как в се-манализе Ю. Кристевой жест / анафора восстанавливает поглощенную знаком пространственность и телесность). Как выразился об известной дзэнской практике Д.Т. Судзуки, коан «может быть сравнен с куском кирпича, которым стучат в ворота: когда ворота откры-