Читать «Поэтика мифа современные аспекты by Зенкин С.Н. (отв. ред.)» онлайн - страница 35

Становление городских цивилизаций, основанных на тотальной проницаемости различных культурных пространств, прежде строго отделенных друг от друга, включает человека в «пеструю» («пой-килиа», если воспользоваться одним из ключевых терминов древнегреческой эстетики) среду «вечного праздника». Игривая атмосфера, служившая когда-то надежным маркером праздничного пространства, в котором, с одной стороны, «статусные» правила утрачивают незыблемость, а способность нарушать их становится желанной нормой, с другой же, нарушение правил происходит не вполне «взаправду», - эта игривая атмосфера становится неотъемлемым свойством городского способа жизни вообще. Именно здесь и рождается индивидуальный читатель (слушатель, зритель) - тот, для кого «художественные» дискурсы становятся средством будничного развлечения, напоминания о постоянной включенности в праздничную, игривую атмосферу - или хотя бы о постоянной возможности такого включения.

«Праздничные» дискурсивные жанры - в том числе и те, которые впоследствии обретают статус литературных, - утрачивают при этом сущностную укорененность в мифологических матрицах. Никакого опыта, категорически несовместимого с «городским» пространством, отныне фактически не существует: следовательно, отпадает надобность и в механизмах переноса подобного опыта из одной зоны в другую.

Здесь, однако, возникает проблема: поскольку значимость «праздничного» дискурсивного опыта для индивидуального и группового «повышения котировок», а следовательно, и значимость са-

мих по себе праздничных стратегий поведения и дискурсивных моделей, обслуживающих последние, как раз и была основана на невозможном в иных, чисто «бытовых» условиях «достижении недостижимого», «приобретении недоступного». Для того чтобы сохранить адекватность и действенность, категории «нового», «неожиданного» и «разнообразного», столь значимые для игривых праздничных стратегий вообще - и для дискурсивных в особенности, - должны соотноситься с опытом некой фундаментальной ина-ковости. И «праздничная», игривая культура восполняет этот пробел доступными ей средствами. Миф архаический, фундированный в ритуале перехода, освобождает системно значимую нишу и заменяется чисто дискурсивными образами иного, могущими послужить основой для соответствующих жанров.

Именно эту точку в развитии древнегреческой культуры и отразила развитая рационалистическая традиция, представленная в нашем случае Аристотелем, для которого миф «известный» ничем не лучше мифа авторского - постольку поскольку любой из них, будучи в достаточной степени «интересен» может служить основой для создания соответствующих дискурсивных жанров. Позднее классическая, а затем эллинистическая культура «утрачивает веру» в традиционных богов и начинает выдумывать рационалистические мифологические модели - а также интересоваться любой «инаковостью», чуждой привычным городским моделям существования: реинтер-претирует привычные мифы или выискивает их редкие локальные варианты, пристально вглядывается в собственное прошлое и в соседние культуры в поисках экзотики, выдумывает целые вселенные, наделенные определяющим качеством беззаботности - вроде бесконечных буколических Аркадий и Сицилий.