Читать «Поэтика мифа современные аспекты by Зенкин С.Н. (отв. ред.)» онлайн - страница 32

Аполлон, бог юношеских воинских союзов и прочих маргинальных мужских объединений, связан с полудикой, пограничной территорией, с зоной войны и охоты; с дорогой; с рыночной площадью, на которой осуществляются взаимодействия с «чужими», и так далее. Не случайно самые известные в греческой традиции храмы Аполлона возникали либо на «нейтральной» территории^{9, либо маркировали границу зоны влияния10. Именно это обстоятельство, на мой взгляд,}

и приводит к устойчивому мифу об «Аполлоне-законодателе», который мешает многим современным ученым разглядеть маргинальную природу этого божества. Города, которые числили Аполлона богом-основателем, - как правило, колонии, общины, основанные «ватагами», зачастую весьма неоднородными по составу, на чужой земле (как в Геле, Метапонте или Тасосе). То же касается и другого маргинально-воинского божества, Геракла.

Дионис же - божество праздничного пространства, выгороженного на четко определенный срок из пространства повседневного. «Волчья» воинская свобода, ограниченная только особой, несовместимой со статусным пространством «дружинной» этикой, проходит по ведомствам Аполлона, Ареса / Эниалия (переметчивого как воинское счастье бога, который приписан к полю боя) и, скажем, Афины, богини городских стен и других границ, выполняющей в данном случае функцию своеобразного турникета, который пропускает из одной пространственной зоны и поведенческой модели в другую, ей противоположную. Взрослый, отягощенный высоким социальным статусом и связанной с ним ответственностью муж может вести себя «как мальчик» только в особом, праздничном пространстве, где статусы на время нивелируются - как правило, с целью их последующего уточнения и «перераспределения счастья». Дионис - бог бородатых мужей, которым на время хочется почувствовать себя юношами, бог игривого пиршественного пространства, войдя в которое государственный муж может и должен на время забыть о политике, купец - о торговле, стратег - о неприятеле и о снабжении войск. Здесь все они снова становятся кыцост’ом, веселой и беззаботной компанией - как правило, ровесников или членов того или иного мужского объединения ^п. И, воспринимая сюжеты, связанные с местью бога тем, кто его не почитает, не следует забывать о той среде, в которой эти сюжеты возникали и бытовали. ¹¹

А теперь вернемся собственно к мифу. В свое время я уже попытался определить первичные нарративные практики, с которыми непосредственно связан архаический миф, как снятый вербальный план ритуального действа, наделенный качеством миметического перехода, т. е. позволяющий воспринимающему усвоить определенную сумму социально значимого опыта через «вчувствование», само-ассоциацию с протагонистом^{12. В свою очередь, под ритуалом я понимаю механизм переключения индивидуальных либо коллективных поведенческих модусов, позволяющий осуществить переход из одной культурной зоны в другую. Данный переход позволяет индивиду или группе перенести определенную сумму социально значимого опыта из той культурной зоны, которой данный опыт адекватен, в пределы иной культурной зоны, не нарушая при этом магической целостности обеих зон и не утрачивая собственной идентичности. Так, ритуал очищения позволяет «кровавому» бойцу, который только что убивал, грабил, насиловал - т. е. вел себя сообразно поведенческому модусу, адекватному культурной зоне «Дикого поля», - слиться с иной культурной ролью, ролью статусного мужа, вписанного в систему семейных и соседских связей, в рамках которых поведенческие комплексы, свойственные маргинальному воинскому модусу, категорически недопустимы. Подобный переход парадоксален с точки зрения «современных европейских», монотеистических в своей основе представлений об идентичности индивида - поскольку не предполагает какой бы то ни было соотнесенности человеческого поведения с одной и той же системой моральных норм, заданной раз и навсегда и действенной вне зависимости от конкретной культурной ситуации13. Ибо никакая «совесть», предпо-}