Читать «Падение Ханабада. Гу-га. Литературные сюжеты.» онлайн - страница 22

А не видели ли вы, как мастер-устад где-нибудь в Самарканде склеивает, точнее склепывает старую разбитую пиалу? Как пальцы его чутко, любовно касаются простого обиходного фарфора, скрепляя его мягким металлом через просверленные в черепках дырочки? После войны не хватало посуды, но и много позже я видел устадов, чинивших расколотые чайники и пиалы. Человек не мог пройти мимо разломанного труда другого человека. Это ли не культура, может быть, высшая ее форма? А потом уже Регистан, минареты Бухары, росписи древнего Пенджикента. Как и ритоны Нисы или сокровища древней Гаяур-калы, найденные вдруг где-то под Пермью. И Великий Шелковый путь — это потом.

А в основе все то же: посмотрите полупудовые гроздья янтарно-розового «санолу» на виноградных деревьях — патриархах у Исфары и Кафирнигана. «Солнце» и «Бог» соединяются в слове «виноград» на языке дари. Но то лишь высокий поэтический образ. Эти именно виноградные деревья со стелющейся на целый квартал кроной — производное высочайшей многотысячелетней культуры. Как и двухпудовые дыни гарры-кыз, а с ними гуляби, доньер, абдуляхон, сарык, бахрман, от запаха и красок которых кружится голова — они от единого культурного очага народов, населяющих сердце Азии. Все зто уже было здесь, когда пришли фаланги Александра Македонского.

И жилища уже были, соответствующие способу жизни. Русский военный инженер в прошлом веке изумился микронной точности расчета уя — многокрылой казахской юрты, что заставило его сравнить это лишь с расчетами римского собора. Идеальный подбор и выверенность многочисленных деталей свидетельствовали о древнем безвестном гении. От себя добавлю, что неизвестно, труднее ли было построить недвижный каменный собор или эту юрту, вмещавшую порой до полутысячи человек и могущую в полчаса быть разобранной и уложенной на верблюдов. И опять же выведение и объездка другой породы лошадей, способных делать двухсоткилометровые пробеги и добывать себе корм из-под снега. Не так все это легко, как показывается в кинохронике: на ласковом ветерке, под теплым солнышком пасутся овцы, и чабан с транзистором на шее от нечего делать читает стихи. Как и напоенные оранжевым солнцем курага или кроваво-красные гранаты, которые мы в понятном, ввиду их цены, изобилии видим на прилавках базаров от Магадана до Калининграда, тоже не растут сами по себе. За ними — культура и труд бесчисленных поколений, не прерывающийся и поныне, хотя, кажется, все было сделано для того, чтобы его прервать. От чего, впрочем, и цены…