Читать «Падение Ханабада. Гу-га. Литературные сюжеты.» онлайн - страница 24

Петра Великого. Ленин был прав, говоря о слабости этого российского звена, и все, что произошло и происходило в дальнейшем, было исторической закономерностью…

Но как же так получилось, что баранина оставалась дешевой и через полвека после прихода русских в Среднюю Азию? Автор самолично рассматривал прекрасно исполненные и отпечатанные книги — бюллетени Закаспийского российского торгового общества с подробными оптовыми и розничными ценами на хлопок, кожи, шерсть, каракуль, ковры, кошмы, изюм, курагу, арахис и многое-многое другое за 1907-й, 1908-й, 1909-й и т. д. годы (выпущенные в свое время без всякого опоздания). Баран в городе Ашхабаде стоил один рубль, в городах Чарджуе и Мерве — восемьдесят копеек, в заштатных населенных пунктах — не выше полтинника. Стоит заметить, что это не какая-нибудь басенная овечка у ручья, а громадный каракумский баран, у которого один сальный курдюк на повозочке тянул порой до пуда. И это сало, тут господа ташкентцы не ошиблись, действительно обладало целительными свойствами. Месячное жалованье фельдшера составляло здесь пятьдесят рублей, а паровозного машиниста — восемьдесят, и выдавалось в конверте, без налогов.

Нет, не «господа ташкентцы» могут вписать себе заслугой, что полвека оставался Ташкент городом хлебным и даже достигнул процветания. А причиной тому — здравомысленная политика, исполненная для данных исторических условий определенной политической нравственности. И опять-таки, не царствующие Романовы — так сказать, генеральные «господа ташкентцы» — ее авторы. Речь идет… о русской интеллигенции, к которой с таким пренебрежением относилась наша классово нацеленная наука, что и место ей нашла вроде ветошной прокладки среди основополагающих механизмов истории. В силу тех же исторических условий так случилось, что во второй половине Девятнадцатого века именно интеллигенция номинально встала у руля восточной политики России в лице Русского географического общества и российского востоковедения. И со всей допустимой возможностью смягчала и цивилизовала традиционный кулачный размах. Как-никак члены Географического общества носили генеральские эполеты, и это вызывало недоумение у ординарных «ташкентцев». А недоумевающий «ташкентец» уже не опасен. Этой неумирающей породы люди сильны именно своей младенческой безоглядностью.

Разумеется, понятие «интеллигенция» не употребляется здесь в том узкополитическом смысле, какой придается ему в философских и прочих словарях. Рожденное в России, оно впитало в себя и часть национального характера с его аввакумовской непримиримостью ко всякой лжи и подлости, в том числе и к варварски-убогому, холуйскому высокомерию по отношению к прочим народам, которое именуют шовинизмом. Здесь также и постоянная высокая революционность — вопреки душевной и нравственной нищете, которую несут в себе и активно культивируют «господа ташкентцы». Сегодня это делается все яснее…