Читать «Падение Ханабада. Гу-га. Литературные сюжеты.» онлайн
Морис Давидович Симашко
М. Симашко
ПАДЕНИЕ ХАНАБАДА
ГУ-ГА
ЛИТЕРАТУРНЫЕ СЮЖЕТЫ
ПАДЕНИЕ ХАНАБАДА
Публицистический роман
Пролог
— Наш самолет прибывает в солнечный Ханабад. Просьба к пассажирам пристегнуть привязные ремни и выпрямить спинки кресел. Температура воздуха в аэропорту…
Сердце сжимается в некоем сладком предчувствии. И дело не в том, родился ты в Ханабаде или только прожил там какое-то количество времени. Ты пил его воду, ел хлеб, впитывал солнце, в каждую пору твоего организма проникла тончайшая, почти космическая пыль, из которой, собственно, и состоит Вселенная, а вместе с ней и Ханабад. И ты уже часть Ханабада, какие бы ни пытался строить иллюзии. Они будут лишь сродни знаменитым ханабадским миражам, когда среди раскаленной пустыни вдруг привидится колхоз с новой школой, Домом культуры с мраморными колоннами, детским садом с шелковыми одеяльцами, парком для гуляний колхозников, где вдоль аллеи расставлены картины ханабадских художников, славящие счастливый и радостный труд. И посередине бюст. Одним словом, тот самый ханабадский колхоз, о котором ты когда-то так образно писал в своей газете. Ах, «Ханабадская правда», времена непорочной молодости!..
Все здесь естественно, логично. Слепящее ханабадское солнце и миражи составляют нерасторжимое единство. Чем безвозвратнее прокаливает оно почву, лишая органической жизни и заставляя сверкать мириады кристаллов проступившей со дна древних морей соли, тем ярче и отчетливей миражи. Они — непреходящая здешняя особенность, и без этого не поймешь характер истинного ханабадца, его историю, философию, этику, эстетику и многое, многое другое. «Солнечный Ханабад» — это не просто подтверждение очевидной реалии. Само сочетание этих слов составляет некий пароль, по которому ханабадская критика безошибочно определяет художественное произведение в отличие от обычной деловой бумаги. Как «соловей и роза» или обязательная хрустящая корочка у хлеба, это верный признак ханабадского реализма. Следует сказать, что Закон Миража (назовем его так) присутствует не только в литературе или покорении природы, но и во всех других проявлениях мятежного ханабадского духа. Возьмем, к примеру, ханабадское право. Впрочем, это уже особая статья…
А самолет между тем ложится на крыло. Воспетое поколениями поэтов солнце делает полный круг по салону, высвечивая отклеившийся с потолка угол обшивки, мятые покрывала кресел, деловито летающих мух (говорят, ханабадские мухи летают с пересадкой даже до Таймыра). Машина подрагивает, звякают где-то стаканы, падает из сетки над головой палка московской копченой колбасы.
— Канал! — говорит кто-то.
Два или три человека приникают к окнам, и всем ясно, что это не истинные ханабадцы. Они между тем ищут среди песчаных волн четкую ровную линию — ту самую, которую, по словам поэта, планировалось увидеть с Марса. Но там, внизу, лишь расползаются бурые, подернутые по краям изумрудной зеленью пятна. Кое-где они и вправду соединены едва намеченными черточками. Я бросаю туда лишь мимолетный взгляд. Все это было для меня вполне очевидно тридцать лет назад. Почему же я тогда не кричал, не негодовал, не писал, наконец? Больше того, все делал наоборот. Ах!..
