| Our families and our teachers will be shocked when we go home, but here it is the universal language. | Когда мы вернемся домой, наши домашние и наши учителя будут здорово удивлены, но что поделаешь, - здесь на этом языке говорят все. |
| Enforced publicity has in our eyes restored the character of complete innocence to all these things. | Для нас все эти функции организма вновь приобрели свой невинный характер в силу того, что мы поневоле отправляем их публично. |
| More than that, they are so much a matter of course that their comfortable performance is fully as much enjoyed as the playing of a safe top running flush. | Более того: мы настолько отвыкли видеть, в этом нечто зазорное, что возможность справить свои дела в уютной обстановке расценивается у нас, я бы сказал, так же высоко, как красиво проведенная комбинация в скате[1] с верными шансами на выигрыш. |
| Not for nothing was the word "latrine-rumour" invented; these places are the regimental gossip-shops and common-rooms. | Недаром в немецком языке возникло выражение "новости из отхожих мест", которым обозначают всякого рода болтовню; где же еще поболтать солдату, как не в этих уголках, которые заменяют ему его традиционное место за столиком в пивной? |
| We feel ourselves for the time being better off than in any palatial white-tiled "convenience." | Сейчас мы чувствуем себя лучше, чем в самом комфортабельном туалете с белыми кафельными стенками. |
| There it can only be hygienic; here it is beautiful. | Там может быть чисто, - и только; здесь же просто хорошо. |
| These are wonderfully care-free hours. Over us is the blue sky. | Удивительно бездумные часы... Над нами синее небо. |
| On the horizon float the bright yellow, sunlit observation-balloons, and the many little white clouds of the anti-aircraft shells. | На горизонте повисли ярко освещенные желтые аэростаты и белые облачка - разрывы зенитных снарядов. |
| Often they rise in a sheaf as they follow after an airman. | Порой они взлетают высоким снопом, - это зенитчики охотятся за аэропланом. |
| We hear the muffled rumble of the front only as very distant thunder, bumble-bees droning by quite drown it. | Приглушенный гул фронта доносится до нас лишь очень слабо, как далекая-далекая гроза. Стоит шмелю прожужжать, и гула этого уже совсем не слышно. |
| Around us stretches the flowery meadow. | А вокруг нас расстилается цветущий луг. |
| The grasses sway their tall spears; the white butterflies flutter around and float on the soft warm wind of the late summer. We read letters and newspapers and smoke. We take off our caps and lay them down beside us. The wind plays with our hair; it plays with our words and thoughts. | Колышутся нежные метелки трав, порхают капустницы, они плывут в мягком, теплом воздухе позднего лета; мы читаем письма и газеты и курим, мы снимаем фуражки и кладем их рядом с собой, ветер играет нашими волосами, он играет нашими словами и мыслями. |
| The three boxes stand in the midst of the glowing, red field-poppies. | Три будки стоят среди пламенно-красных цветов полевого мака... |
| We set the lid of the margarine tub on our knees and so have a good table for a game of skat. | Мы кладем на колени крышку от бочки с маргарином. На ней удобно играть в скат. |
| Kropp has the cards with him. | Кропп прихватил с собой карты. |
