Читать «На грани рассудка» онлайн - страница 150

Нельзя сказать, что это известие меня потрясло. Прикосновение его укололо холодной иглой далекие, полярные сферы моего сознания, и я ощутил глубокую тупую боль всем телом, будто онемевшим от кокаина. Я встал, закурил сигарету, прошелся по комнате и остановился у окна. Стояла теплая летняя ночь, и самая обычная жизнь мерно текла под кронами каштанов, словно ничего не случилось. Мороженщик возвращался домой, серебряный свет его карбидного фонаря неровно мерцал в полумраке улицы, и по стенам домов, по аллее, словно корабли по волнам, плыли огромные, расплывчатые тени, а издали, из-за крыш высоких домов, доносились вздохи духового оркестра, который играл в городском саду. Напротив через улицу в пустой комнате светилось окно. В нем никого не было видно. И только огромный оранжевый круг сборчатого шелкового абажура, венчавшего торшер, пылал на фоне темно-красных обоев да темная картина в глубине комнаты поблескивала гранью золотой рамы. Долго стоял я возле окна, погруженный в прострацию, и, выпуская дым сигареты, бездумно наблюдал за тем, как его длинные пряди, извиваясь, ползут вверх по карнизу, пока меня не осенила странная, нелепая идея... Я решил включить радио. Мне надо было забыться, исчезнуть, раствориться в музыке, расплыться в волнах голосов, я хотел, чтобы меня залила, затопила тягуче печальная, темная песня виолончели. Я хотел слиться с полетом звука, устремленного ввысь, подобно стратостату, который, взмывая в воздух, порождает свист и влечет его за собой, закручивая спиралью, как нити серебряного серпантина, и возносит к дальнему звону, в небесные заоблачные пустыни, откуда открываются бескрайние виды на беспредельный величественный простор, где в густой тени мрачных платанов рокочет водопад и поет свирель. Я хотел, чтобы бархат мягкого отдыха, и дождь благостных звуков трепетных струн оркестра, и грозный шум водопада обволакивали меня, растворяя в непроглядных звездных безднах... Взволнованно дышало пространство расходящихся кругов и ниспадающих завес... И расширялись, росли гигантские своды мрачного здания, а сверху, словно прозрачное журчание лесного ручья, струился бледно-зеленый свет... Человек изнывал в одиночестве и тоске и, меряя комнату быстрыми шагами, подавленный и околдованный музыкой, превратившей его в бестелесное существо, сливался с ударами своего сердца, толкавшего кровь по усталому телу; в комнате продолжала метаться его жалкая тень с сигаретой в зубах, тень, бессмысленно вращавшая волшебный регулятор электрической шкатулки, возле которой лежал номер венского «Журналь» с некрологом о Ядвиге Ясенской. Музыка вздымалась гигантскими волнами неизбывных человеческих страданий, она текла темной неспокойной рекой мрачных страстей, бездонных, как вулкан, она кипела смолистой лавой, заливавшей хрустальные палаты рассудка и раздвигавшей преграды, освобождая от низменной тяжести легкие, звенящие, прозрачные мысли, которые, переливаясь и мерцая, взлетали вверх в голубой простор...