Читать «На грани рассудка» онлайн - страница 10
Мирослав Крлежа
II. Ужин на даче генерального директора Домачинского
Подчиняясь таинственному и неумолимому закону всемирной глупости, я бы, не разобравшись в жестоких противоречиях, терзавших меня, очевидно, так и сошел в могилу, до гроба оставаясь ленивым, болезненно раздражительным и глуповатым субъектом, который, подводя итог своей жизни, с горечью обнаруживает, что растратил свой век в пустой болтовне с трактирными пошляками, одинаково легко рассуждающими о переселении народов, битвах, церкви и книгах, крокодилах и целебном чае, о форели и акулах, если бы в один прекрасный день, которому более всего подходит патетический эпитет «роковой», моя жизнь не перевернулась вверх дном. В жизни каждого человека рано или поздно наступает час, называемый на языке маститых писателей «роковым»; я, со своей стороны, могу сообщить, что осенью исполнится ровно два года с той поры, как мне довелось пережить этот фатальный час, ставший таковым лишь потому, что в ту драматическую секунду мне приспичило (без всякой видимой причины) произнести во всеуслышание несколько слов. Замечу кстати, что выступление мое не отличалось ни блеском, ни оригинальностью. Я готов утверждать, что подобные мысли постоянно витали в моем мозгу, да и не только в моем, но и в головах тысяч моих соотечественников, из скромности не сделавших их достоянием гласности. Люди достаточно сообразительны, чтобы отличить запретное от дозволенного, и сумасбродов, которые бы с простодушной смелостью вещали миру правду, вы не найдете даже среди праведников, ни разу не погрешивших против десяти заповедей!
В сущности мы представляем собой не что иное, как хорошо вышколенных марионеток, снедаемых желанием хоть на миг сбросить с себя маску и любой ценой вздохнуть полной грудью. Но если бы мне в течение двух мучительных лет не пришлось испытывать великолепных последствий своего беспомощно смешного и, с другой стороны, героического жеста, я бы с негодованием отверг самую мысль о том, что первое искреннее слово, вырвавшееся из уст расхрабрившегося пятидесятидвухлетнего сибарита, способно, подобно шару, сорвавшемуся с привязи, взвиться вверх, увлекая за собой выхваченного из милого семейного, товарищеского и общественного круга человека, и раствориться вместе с ним в туманных далях.