Читать «Люди Красного Яра (Сказы про сибирского казака Афоньку)» онлайн - страница 150

Афонька-середний приоткрыл дверь и приказал шепотом, чтоб не входил никто опричь Афоньки-меньшого да Тишки, второго сына своего, десятника пешей сотни, который вот-вот должен был с караула быть, и вернулся к старику. Вдвоем они обрядили Афоньку в исподнее. Старик был легок и сух, ровно хворостинка. Потом дед Афонька велел, чтоб на него надели весь казацкий доспех его: кафтан десятницкий, да опояску, да шапку — все, что по службе положено. Для чего все это деду Афоньке понадобилось, было неведомо, но и ослушаться никто его не посмел. Однако тут пришлось звать баб, потому как все то, о чем просил Афонька, давно было в укладке и сундуках схоронено. Все три невестки Афонькины вошли в избу, все трое были заплаканы, но никто из них не причитал и не выл. Только самая младшая из всех, Тишкина Степанида, тихонько всхлипывала и глотала слезы.

Когда деда Афоньку обрядили, он велел, чтоб все сошлись в горницу, а кого нет, — чтоб кликнули.

Не было в доме только Тишки-внука, младшего брата Афоньки-меньшого. Он еще не вернулся с караульной службы со своим десятком. Его невдаве поставили десятником заместо тестя его, старого Ефима Потылицина.

Искать Тишку кинулся племяш его, Первушка.

Около лавки, на которой сидел дед Афонька во всем своем ратном облачении, собрались те, кто в доме были, — бабы да ребятишки. Они глядели на старика и ждали, что он скажет.

Афонька сидел прям и строг. Шапка лежала у него на коленях, а рядом на лавке, — его старая сабля, иссеченная, иззубренная. Та сабля, с которой он пришел на то место, где Красный Яр ставили. Больше с тех дальних времен ничего у него не осталось, опричь еще медного нательного креста, лядунки под зелье и оловянной чарки, жалованной еще воеводой Дубенским.

Бабы и ребятишки шептались меж собой, а оба Афанасия, сын его старшой и внук его, сидели по бокам на лавке. Ждали Тишку и Первушку. И вот они пришли и предстали пред дедом Афонькой.

Теперь не было двух сыновей Афонькиных, которые с семьями жили по другим острогам. Федька, середний сын, в Иркутском остроге, а Ивашка, младший, — в Енисейском. И дети их, холостые и женатые, жили там, с ними, несли службу государеву, кто в возрасте был. Да дочерей ни одной не было: ни Лукерьи, еще Айшиной, которая померла давно, ни Лизаветы с Евдокией, которые замужем жили в дальних местах: ни Моисейки, сына его приемного, который как ходил с Афонькой в Дауры в полку воеводы Пашкова, и не вернулся — пал в сече с даурами.

— Ишь ты, — сказал старый Афонька. — Дайте-кось на вас гляну всех. Станьте поближе ко мне, потому как… — он задохнулся и замолчал, а отдышавшись, махнул рукой: чо, мол, там, — и стал глядеть.

Перед ним стоял его старшой Афанасий — Афонька-середний. Ему было уже за шестьдесят, но он еще в отставку не вышел и служил на месте его, отцовом, в конной сотне, где атаманом был внук и сын атаманов Злобиных, Дементия и Михайла, Иван Злобин. И тут же стояла жена его Матрена, баба еще крепкая и сноровистая и крутая по норову. Весь дом она держала и остальные бабы и ребятишки все, да не только бабы и ребятишки, в доме ей не перечили и слушали во всем. Ее и сам муж, Афонька-середний, побаивался, и только дед Афанасий не ведал перед ней страха, — та и сама его во всем всегда слушала.