Читать «Люди Красного Яра (Сказы про сибирского казака Афоньку)» онлайн - страница 152
Кирилл Всеволодович Богданович
— Куда, батя? — всполошенно спросил его сын. — Куда идти-то надумал? А?
— На волю хочу выйти, слышь-ка, Афонька. На волю, — обратился старик к сыну. — Томно мне в избе. Дышать нечем. Ты вот да Афонька-меньшой проведите меня по острогу. По острогу хочу пройти. И Тишка же пусть тож идет. А иные пусть дома сидят. А на домовину у меня припасено, плахи сосновы — сухи, аж звенят. В анбаре складены.
Афонька-середний кивнул. Видел он те плахи, гладко остроганные. Года четыре лежат. Когда спросил батю, для чего, тот ответил: не трожь — пусть лежат, когда велю, — тогда возьмете. Так они и лежали.
Дед Афонька встал на негнущиеся ноги. Оба Афоньки подхватили его под руки.
— Ничо, ничо. Я еще сколь пройти смогу. Саблю на меня взденьте. Вот так. А еще вот чо. Поседлайте коней и пусть Тишка следом ведет.
— Да зачем, батя, коней-то? — опять подивился Афонька-середний.
— Надобно, стало быть.
Коней поседлали.
Когда сошли со двора, дед Афонька, натянув по привычке потуже на лоб шапку, велел, чтоб его отпустили, не поддерживали за локти, чтоб только рядом шли, — когда чо, так сам о вас обопрусь, — и двинулся.
Он шел по острогу сам. Шел медленно, часто останавливался, глядючи по сторонам. По бокам шли оба Афоньки, а сзади Тишка вел в поводу оседланных коней.
Было уже около полудни, и народу кишело в остроге много. Завидевши деда Афоньку и его свиту, все дивились, но вида не подавали. Подходили к старому Афоньке, — не было в остроге человека, который бы не знал его, — снимали шапки, кланялись. Дед Афонька отвечал всем, киваючи головой. Иные кто, из уже старых казаков, спрашивали: не в отъезд ли собрался старый отставной десятник. И тем Афонька отвечал, что мол, да, в отъезд, в дальний и долгий отъезд. Куда и зачем — никто не насмеливался спросить. Афонька был строг и неречист. Молвил лишь одно: «Здоров будь», — да и все.
Вот так, с остановками и роздыхами, обошел Афонька острог. Потом вышли они все на посад. Вот и посад уже минули. Тут, за крайними избами, дед Афонька остановился.
Он сильно ослаб и побледнел. Из-под шапки стекал по лбу и щекам пот.
Дед Афонька снял шапку и отер лицо. Потом огляделся по сторонам.
Кругом уже сошел снег, и земля, темная и влажная, открылась глазу. Тонким узором прочерчивались на голубом небе ветки с набухшими почками. Еще немного, и выкинут они из себя стрелки бледно-зеленых ростков, а темная земля прорвется сотнями, тысячами таких стрелок.
Даль прояснилась, и все было видно, как вычеканенное: чуть голубеющая в дымке тайга на заенисейских сопках, резкие углы и грани острожных стен, караульная вышка на Закачинской сопке. А над всем этим — бесконечное весеннее небо.
У деда Афоньки закружилась голова, как он глянул в необъятную даль неба. Он шатнулся, и оба Афоньки, сын и внук, подхватили его под локти.
— Ничо, ничо, — тихо промолвил дед Афонька. Теперь он глядел на караульную вышку.
— Давайте до дому повернем, батя, — сказал сын Афонька. — На коня тебя посадим.
— На коня посадите, — согласно кивнул дед Афонька. — Однако не в острог повернем, а вон туда, — он указал на караульную вышку. — Вот к ней меня свезите.