Читать «Люди Красного Яра (Сказы про сибирского казака Афоньку)» онлайн - страница 149

А вот еще от ножа след, а тут опять же сабля прошлась, а здесь вот копьем, царапнуло по боку, под ребро жало вошло, но не глыбко, с полвершка, поди-ка, не боле. А которые метины уж и забыл от чего и когда получены. Не помню. Почитай, с того времени, как на Красный Яр пришел, за седьмой десяток пошло, где же все упомнишь.

— А еще, — продолжал дед Афонька, — и кости у меня ломаны были. Вишь, выпирает сбоку, — дед Афонька боком повернулся к внуку. — Это мне татаровье сломало — ослопом по боку шарахнули, чуть дух тогда не выбили. Дышать долго не мог я опосля того в силу полную. А другой раз — палицей мне по ноге; я верхом шел, — так конь вынес, а нога в кости сломилась. Но уж это я почуял, как с коня сошел… И вот все же живой был. А вот сейчас никаких ран на мне нет и не хворый я, а чую, — помираю. Да. — И дед Афонька смолк.

Во все глаза глядел на него Афонька-меньшой. Ну и дед. Никогда он такого не сказывал. Сколь вспоминал про разное, а про раны свои и увечья редко когда молвил. А дед Афонька сказывал много разных бывальщин и про себя и про иных людей Красного Яра. И как острог ставили, и как с киргизами бились. Любил внук Афонька слушать дедовы сказы и помнил хорошо. А вот сейчас дед сидит наг и ранам счет ведет. Что с ним? Нет, не хвалился и сейчас дед своими ранами и увечьями, как иные отставные казаки. Вестимо, и впрямь перед близкой кончиной вспоминал, с чем перед богом на, том свете предстанет, когда всех живых и мертвых на страшный суд подымут. Так недаве поп сказывал в острожном соборе.

— Иди-ка, кликни тятьку свово, — вдруг сказал дед Афонька, глядя куда-то перед собой, и стал вслепую рукою нашаривать исподнее.

Афонька-меньшой выскочил из избы.

— Тять, а тять! Батя тебя кличет — дед Афонька!

— Чо там? — прогудел из-под навеса Афонька-середний, старший сын деда Афоньки.

— Скорее, тятя! Дед Афоня помирает, видать, — сбегая с крыльца и подходя к отцу, который подлаживал тележный ход, сказал встревоженно Афонька-меньшой. У Афоньки-середнего от той вести побелели щеки.

— Ну? — только и крикнул он и, бросив наземь топор, которым подтесывал новую ось, кинулся в избу.

Дед Афонька по-прежнему наг сидел на лавке. Упираясь руками в лавку, он не мигаючи глядел в слюдяное окошко.

Афонька-середний подскочил к нему.

— Чо это ты, батя?

Дед Афонька только глаза чуть скосил в его сторону, но не пошевелился.

— Помирать мне, Афанасей, время вышло. Слышь, ты?

— Да чо, батя! Ляжь вот, да одежу накинь-на себя.

— Нет. Вот помоги мне чистое исподнее на себя вздеть.

За дверью кто-то зашумел. Чего-то тихо, не слыхать было, отвечал Афонька-меньшой. Чего-то кричали бабы и ребятишки обоих Афонек, середнего и меньшого, правнуки Афонькины. Семья-то была большая и жили не раздельно — всего с дедом Афонькой четырнадцать душ.

— Слышь, не пущай баб и ребятенков покеда, — велел дед Афонька сыну. Говорил он медленно. Скажет слово-два, обессилит, посидит малость…