Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 62

Салли Ландау

«Хулиганить» — было его любимым словом. Я имел возможность наблюдать за ним, когда он с Кобленцом готовится к какому-нибудь турниру или анализирует свою или чью-нибудь отложенную позицию. В какой-то момент его лицо вдруг преображалось, в нем появлялось что-то вызывающее, и он произносил: «А что, если попробовать схулиганить!» И было понятно, что сейчас Таль предложит фантастический, умопомрачительный вариант с премножеством вариантов и жертв. Если комбинация оказывалась «с дыркой», он расстраивался, как ребенок, у него обидчиво отвисала нижняя губа, и он говорил: «Печально, но хулиганство не прошло». И еще он был «болен» блицем, потому что в блице он мог хулиганить направо и налево...

Его взлет на шахматный трон был расценен многими как непостижимое, необъяснимое, неподдающееся нормальной логике дебоширство. Его опровергали, находили его комбинации некорректными, самоубийственными... Но все это было потом, после игры, после того, как соперники получали мат или вдруг обнаруживали, что позиция безнадежна. Впоследствии его перестали опровергать и восприняли его манеру игры как должное, как беспощадный факт. Новое же поколение шахматистов противопоставило ему бесстрастный прагматичный стиль, заведомо отвергая предложенную им «хулиганскую» полемику Отец изменился, он вынужден был принять эту солидную шахматную прагматику для того, чтобы бить соперников их же оружием. Стали говорить, что Таль повзрослел, или иначе — потяжелел, увял... А он все равно оставался самим собой, великим... Разве что — более задумчивым. И если кто-то заглатывал во время партии подброшенный им крючок и он вытаскивал на победный берег рыбу невероятной красоты — это было величайшим счастьем и неописуемой радостью. Думаю, количество призов, завоеванных им за самую красивую партию, за самую блестящую комбинацию, вполне достойно Книги рекордов Гиннесса.

...Если человек вышел из дому и направился на любовное или деловое свидание, хлынувший дождь не остановит его. Он либо наденет плащ, либо раскроет зонт. Он прекрасно понимает, что дождь отменить нельзя. Но выбор остается — либо переждать дождь под навесом, либо вернуться домой, либо «перехитрить» его своим зонтом и продолжать идти к своей цели. Ждать, возвращаться домой — значит опоздать, обмануть надежды того, кто тебя ждет... Иными словами — проиграть... Отец не любил проигрывать. Его болезни были для него тем самым неотвратимым дождем, который он пытался перехитрить «лекарственным зонтом». Господи! Сколько лекарств он принял за свою жизнь! Он напоминал мне некий мчащийся к финишу автомобиль с изобилием неисправностей от длительной эксплуатации, когда нет времени остановиться и сделать ремонт. В таких случаях все чинится на ходу, не сбавляя скорости. Но обязательно в таких случаях наступает момент, когда ломается все сразу, в одночасье... Жизнь отца была именно такой отчаянной гонкой, и однажды его организм, его «автомобиль», не выдержал.