Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 61

Про папины болезни говорили и писали многие. Таль немыслим был без своих «болячек». А толком так никто ничего не мог сказать... Как-то Радко Кнежевич показал мне статью в югославской газете, в которой писалось, что Михаил Таль долго лежал в больнице с необратимым циррозом печени и атрофией почек, что недавно удалось поставить его на ноги, пересадив ему почку его родного брата Якова... Статья эта всех нас огорошила. Дело в том, что к тому времени уже прошло три года, как Яша умер, и папа страшно «гневался», мол, почему от него скрыли, что ему пересадили Яшину почку, и что он «намерен требовать проведения эксгумации»... Черноватый, конечно, юморок... Но папа очень любил своего брата, и Яша, за упокой которого мы выпили, наверняка на том свете «простил» его...

А вообще-то началом всех его физических страданий, как это ни банально звучит, был сам факт его рождения. С этого момента отец как бы коллекционировал свои болезни. Но в основе, конечно, была совершенно патологическая, нефротическая почка. Мучила она его жесточайшим образом. Люди, страдающие почечными болезнями, знают, что ничего отвратительней и изнурительней, чем почечные боли, на свете не существует... Непонятно, как при таких болях вообще можно существовать, не то чтобы играть в шахматы. Убежден, что матч-реванш Ботвиннику проиграл не отец. Проиграла его больная почка...

Конечно же, ему делали обезболивающие инъекции. Несомненно, что в таких случаях развивается и определенное привыкание. Это, кстати, и послужило основой для разговоров и сплетен по поводу того, что Михаил Таль — симулянт, что ничего у него не болит, а просто он алкоголик и наркоман. Когда в Тбилиси «симулянта и наркомана» положили на операционный стол, то вообще пришли в недоумение, почему этот «симулянт» до сих пор жив! То, что они увидели на операции, никак не могло называться почкой — было сплошное расплавленное некротическое месиво... Отец остался с одной почкой, которая, в конце концов, компенсировалась, гипертрофировалась и тому подобное...

Ему запрещали курить, пить... жить. Как бы не так!

Отец, по-моему, относился к своей жизни, как к шахматной партии, и несколько философски... Есть дебют, потом дебют переходит в миттельшпиль, и если в миттельшпиле не происходит катастрофа, то наступает унылый технический эндшпиль, в котором в конечном счете у человека нет никаких шансов. Отец, насколько я знаю, не получал удовольствия от игры в эндшпиле — ему было скучно и пресно... И лиши он себя добровольно курева, коньяка, веселых компаний, поклонниц — то есть того, что и составляет остроту ощущений в жизненном миттельшпиле, он оказался бы в эндшпиле, где ему ничего не оставалось, как «докоптить» жизнь. Но тогда это был бы другой человек в обличье Таля. А какая разница — умер ты духовно или физически, если ты — не Таль. Эта длинная многоходовая комбинация с большим количеством ответвлений была им, безусловно, просчитана. Он понимал, что смерть он все равно не обыграет, но «похулиганит» красиво и изрядно подергает ее за нос.