Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 306

Салли Ландау

Знакомые врачи уверяли меня, что доктор Таль был единственным врачом-евреем, работавшим в спецпо-ликлинике. Понять ситуацию не сложно, учитывая все нюансы национальной политики в Советском Союзе вообще и в Латвии в частности. Тем более что Ригу не могли обойти ни охота на космополитов, ни травля “убийц в белых халатах” во времена знаменитого “дела врачей”». У Флора же Миша Таль — типичнейший советский «паренек». Можно подумать: не будь его — другой появился бы. «Когда страна прикажет стать героем, у нас героем становится любой». Откройте «Загадку Таля» Васильева — и вы увидите, мимо каких аномалий, ошеломивших мир с появлением «рижской кометы», прошел Флор, какую потрясающую конкретику «упустил».

Между тем Юрий Нагибин как раз вот такое «самоограничение» ставит в заслугу автору сборника «Сквозь призму полувека».

...Но вернемся в Тбилиси.

Эдик без стука ворвался в номер Миши.

— Входи, входи, смелее, — подбодрил он меня.

И лишь затем поинтересовался:

— Мишель, ты ничего против не имеешь?

Таль с температурой валялся на кровати в синем спортивном костюме, то и дело сморкался в носовой платок. У него был грипп (в ту пору весь Тбилиси грипповал). Он стащил со лба мокрое полотенце, обрадовался нам.

— Вваливайтесь, ребята. Грамм по пятьдесят коньяку — как вы к этому относитесь?

Мне не верилось: этот, по сути, юноша, чьи острые, странно косоватые глаза были воспалены, дважды завоевывал золотые медали в предыдущих первенствах СССР, одолел всех конкурентов в межзональном турнире в Портороже и вскоре выступит в турнире претендентов! А тут он запросто предлагает... «сгонять» блиц. Я сконфузился, стал отказываться, но он настаивал. Эдик, не переставая, хохмил, и мне показалось, что Таль не слишком-то расположен к такому Гуфельду, и некоторые шуточки сержанта его раздражают. Правда, он и вида не подавал. Эдик же не обращал на это абсолютно никакого внимания. (В чемпионате в партии против Таля у него «прорезалась» атака. Уже будучи калифорнийцем, он выпустит книгу «Моя Мона Лиза» и напишет там об этой памятной встрече, о том, как он «вдруг почувствовал творческое волнение». И верно: Эдик, подобно великим, начал кружить у столика, а потом порывисто стащил с себя пиджак и разместил его на спинке стула. В зале раздался хохот. Рижанин тоже не смог удержаться от улыбки...)

Собравшись уходить из гостиницы, я протянул Талю «огоньковскую» страничку со статьей Флора.

— Может, черканешь что-нибудь — на добрую память.

Он недоуменно хмыкнул:

— Это же не мое.

— Все равно. Пожалуйста.

И он быстро написал на полях:

Непривычно Флору давать кому-то фору, так говорят повсюду, но возражать я буду. Он славный старикан — и за него стакан!

И посоветовал:

— Ты лучше у Саломона Михайловича возьми автограф. Он не откажет. Добрейшей души мужик.