Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 297

И он произнес:

— Хорошо, я обращусь к главному судье.

К их столику был приглашен Игорь Бондаревский (не очень большой поклонник Ботвинника). Объективно оценив позицию, он объявил, что категорически возражает против заключения мирного соглашения. И партия продолжилась. Ботвинник ее проиграл. Тем же вечером Михаил Моисеевич позвонил Флору (секунданту Тайманова) и дал волю своему негодованию: как, мол, так, почему ваш Марк не принял ничью?!

Флор ответил:

— Миша, вы знаете, я в курсе этой истории. Не сердитесь, но Маркуша абсолютно прав. Я считаю, что у вас нет никаких оснований обижаться на него.

У Ботвинника, сказал в заключение Тайманов, «был суровый характер. Своих истинных или случайных обидчиков он старался держать на определенной дистанции, назначая при этом определенный срок: например, с этим я не буду здороваться или разговаривать два месяца, с этим — полгода, а с этим — вообще...»

И Лилиенталь не обошел стороной тему ботвинни-ковского «черного списка». В одном из интервью он сказал, что «Ботвинник часто шел на конфликт — ему это помогало настроиться на соперника. Перед матчами со Смысловым, Бронштейном он нарочно с ними ругался. (...) Флор приводил высказывание какого-то писателя: мол, нет человека, у которого нет хотя бы одного врага. Но, писал Флор дальше, могу уверенно сказать, что у Лилиенталя ни одного врага не было и нет!» Но... вот что говорится через несколько строк: «Один раз, не помню — к чему, Ботвинник сказал Флору: передайте Лилиенталю, что если я его встречу на улице, пусть он не поздоровается со мной. Но почему Ботвинник так решил? Я не помню».

В изложении Сосонко — то же самое от Батуринского, «человека эпохи грандиозных шахмат советского периода»: «С Ботвинником отношения были дружеские, знали друг друга еще с тридцатых годов, но были на “вы” и называли друг друга по имен и-отчеству Был он человек нелегкий и со странностями, это точно. Да, действительно, мог спросить в разговоре: “Какое сегодня число — 28 октября 1958 года? До 28 октября 1960 года мы с вами не разговариваем!”».

6

Когда Воронков выпустил в свет книгу «Шедевры и драмы чемпионатов СССР. 1920-1937» — бескомпромиссную полемику с советской шахматной историографией, на него обрушились не одни лишь восторженные отклики — появились и злобные нападки, в том числе Игоря Ботвинника. Вот как отреагировал на это Воронков: «Еще бы! Мы привыкли жить по “Краткому курсу истории советских шахмат”, как кто-то остроумно назвал мемуары М. Ботвинника “К достижению цели”. Многие десятилетия, начиная еще с тридцатых годов, в наших шахматах насаждался культ Ботвинника. Любое слово против него трактовалось как покушение на основы, как непозволительная ересь, которую необходимо искоренять. “Ботвинник — наше все!” Вот девиз, который был начертан на наших шахматных знаменах». Причиной, побудившей Воронкова впасть в «ересь», было, как он пишет, «почти полное неприятие той исторической шахматной литературы, которая издавалась в советское время».