Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 273

У меня сложились неплохие отношения с Таниной сестрой — Светланой, мы с нею перезванивались.

Зашли разговоры о свадьбе. Флор уже договорился с кем-то из своего же дома ио поводу размена: его двухкомнатная и Танина однокомнатная — на трехкомнатную. И вдруг — заминка. Он приехал ко мне и совсем не походил на молодожена. Видно было, что у него опять подскочило давление.

— Что стряслось?

— Я снова делаю ошибку!

— Вы имеете в виду Танюшу? Что за ошибка? Еще вчера все было хорошо...

— Не очень-то хорошо, — услышал я в ответ. — Вчера Таня придралась к моим словам. Звонила Нина из Праги, а потом я заговорил о Пражской весне. И кажется — слишком откровенно. И услышал от Тани: «Салушка, не будь антисоветчиком». Мне теперь не с кем и на кухне поговорить. Ну, как вам такое? Ведь это же не случайно. Как по-вашему? Не случайно?

— И что вы надумали?

Я был в растерянности.

— А что же тут думать?! - вырвалось у него, и в голосе звучало отчаяние. — Те, с кем мы затеяли обмен, вовсю делают ремонт моей и своей квартиры. Как я могу их подвести?!

О Господи, в этом был весь Флор...

Через неделю направились в загс, расположенный рядом с бывшим Генштабом. Ехали на троллейбусе. Я был свидетелем со стороны Флора. Кто был со стороны Тани — не припомню. Весельем и не пахло. За столом крики «Горько!» не звучали. Светлана пришла с Ванечкой, симпатичным, высоким блондинистым мальчиком, который очень нравился Флору. Позвонил Эйве и пригласил Сало Михайловича пожаловать к нему с молодой. Тот с радостью согласился. И позвал Трушкову-Вельску присоединиться к ним в Амстердаме.

Вот что мне рассказала Нина: «Ну конечно, я тут же вылетела из Праги. Мы сидели у Эйве за столом. Все было бы вполне пристойно, если бы Татьяна не делала вполголоса (а это еще хуже!) замечания своему Сало: “Возьми себя в руки, Салушка, не распускай язык. Думай, что говоришь”. Ласково так, но до чего настырно. Я выросла на русском языке, понимаю каждое слово, и мне стало обидно за нашего Сало. Тогда я сама сделала замечание Тане: “Он — давно уже не мальчик, он — Флор. Он знает, что говорить, с кем говорить и как говорить. Не дергай его, пожалуйста!” Она не сдержалась и посоветовала мне, чтобы я не вмешивалась в их дела. Сало и побледнел, и покраснел. И сказал: “Если ты еще хоть раз обидишь Нину, я тебе этого не прощу”. Только после этого она утихомирилась. Эйве не мог взять в толк, что происходит. А я не сомневалась, что мира под оливами у нашего Сало так и не будет».

Нина оказалась права.

Флор по привычке стригся в «Метрополе» — и Татьяна из-за этого устраивала ему головомойку: разве нельзя сходить в обычную парикмахерскую?! Обедал с кем-нибудь там же, в ресторане, — опять нападки. Он приезжал из-за границы, мы с Таней встречали его, ехали к ним домой, чтобы отметить его возвращение. Сало Михайлович, смущаясь и краснея, выходил проводить меня и во дворе доставал из-под полы пальто заказанную мною пластинку и переданный Эйве галстук с шахматной расцветкой. Это было ужасно. Из-под полы! Не взять — значило бы причинить ему нестерпимую боль. И брать не хотелось. У него дрожали руки и губы.