Читать «Исцеляющий вымысел» онлайн - страница 33

усложнения интриги наблюдатель замечает, что к нему обращается

бессознательное, вызывая появление перед ним образов фантазии.

Поэтому он сознает, что аналитик побуждает или приглашает его к

участию в пьесе».

Эта замечательная литературная аналогия с процессом исцеления

вызывает у нас воспоминание о Греции и о той роли, которую

дионисийский театр играл в исцелении. Пациент берет на себя роль

актера. Процесс исцеления начинается, когда мы покидаем

зрительный зал и выходим на сцену психики, становимся

действующими лицами некоего вымысла (даже богоподобным

гласом истины, вымыслом) и когда возрастает напряжение драмы, наступает катарсис, мы очищаемся от привязанностей к

непроходимой тупости буквального понимания, обретаем свободу в

игре частных, фрагментарных, дионисийских ролей, никогда не

достигая целостности, но участвуя в целом, которое и есть игра, запоминаемая зрителем в качестве актера. Задача, поставленная

пьесой и ее богом, состоит в искусном, прочувствованном

исполнении роли.

Сопоставление сновидений с драмой и Дионисом означает, что их

нельзя сопоставлять с пророчеством и Аполлоном. Юнг считает

несостоятельным весь оракульский подход к сновидению, тот

подход, которым он сам нередко увлекался, когда сновидение

рассматривалось как сообщение оракула о том, как нужно

поступать: интерпретация сновидений как рекомендация для

повседневной жизни. И опять-таки сновидения — это не послания, не маски.

Если драма служит структурой дионисийской логики, а актер —

конкретным воплощением дионисийской логики, то инсценировка

вымысла и есть дионисийский логос, причем вымысел обладает

бытием, реальность которого полностью обусловлена

воображением и верой, диктуемой воображением. Актер существует

и не существует, он человек и персона, он двойствен и недвойствен.

Так и Диониса определяли. Двойственность самости служит тем, в

чем достоверно помещается самость (вопреки мнению Леинга).

Достоверным является постоянное расчленение бытия и небытия

самости, бытия, которое неизменно присутствует во всех частях, подобно сновидению с полным составом исполнителей. Все мы

переживаем кризисы идентичности, поскольку единственная

идентичность является заблуждением монотеистического ума, который стремится любой ценой нанести поражение Дионису. У

всех нас сознание рассредоточено по всем частям тела; блуждая во

мраке, все мы истеричные люди. Достоверность заключена в

иллюзии, в ее инсценировке и разгадывании изнутри, когда мы

участвуем в инсценировке иллюзии, подобно актеру, который

смотрит глазами своей маски и только так может видеть.

Мы становимся внешними наблюдателями из-за непонимания этой

дионисийской логики, согласно которой наши драмы имеют форму

и динамическую последовательность, поскольку их сюжеты

составлены по образцу мифов, в которых участвуют боги. Мы

стремимся разгадать происходящее с точки зрения бесстрастного

наблюдателя. В таком случае мы заставляем Пентея влезть на

дерево и обеспечиваем шизоидно-аполлонический выход из

истерии, лишая логику ее жизни и жизнь ее логики. Оба варианта