Читать «Дюма. Том 73. Путевые впечатления. В России. (Часть первая)» онлайн - страница 134

Обычно театром его охотничьих подвигов была Олонецкая губерния, окрестности Ладожского озера, в пятидесяти — шестидесяти верстах от Санкт-Петербурга. Там, в самом деле, тянутся необъятные леса, где не проложена ни одна дорога, куда не только не заглядывали лесничие, но и вообще не ступала нога человека. Здешние леса служат неприступным убежищем для волков, медведей и лосей, и сюда, как в леса Нового Света, можно отважиться войти лишь с компасом в руке.

Но Гамильтон пользовался компасом не больше, чем ружьем; у него были зрение, слух и обоняние дикаря, инстинкт и прозорливость могиканина. Он узнавал четыре страны света по наклону и внешнему виду деревьев, помня, что с южной стороны ветви всегда более мощные, частые и густолиственные. Никто не был способен, как он, определить давность следов на снегу: тронув снег кончиком пальца, он, судя по плотности его или рыхлости, мог сказать, старый это след или свежий и мог обозначить с точностью до получаса, в какое время дня или ночи прошел здесь зверь.

Когда Гамильтон отправлялся на охоту, никто, в том числе и он сам, не знал ни дня, ни часа его возвращения. Случалось, что он бродил по лесу две недели, три недели, месяц, не приближаясь к человеческому жилью, не имея иного укрытия над головой, кроме туманного или морозного небосвода, иной постели, кроме снега, на котором он спал, завернувшись в шубу; так что эти охотничьи вылазки были настоящими экспедициями, которые он совершал в сопровождении лишь своих собак и двух крестьян.

Правда, эти двое крестьян, верные и преданные спутники, отличались испытанным мужеством и силой; они так часто помогали друг другу в минуту опасности, так часто господин бывал обязан своим спасением крестьянам, а крестьяне — господину, что они были связаны между собой не на жизнь, а на смерть. В особенности один из этих мужиков отличался настолько необыкновенной силой, что когда им случалось убить медведя, то, какого бы роста тот ни был, он тут же на месте, содрав со зверя шкуру, скатывал ее, еще совсем свежую и весившую порой восемьдесят — сто фунтов, перекидывал в таком виде через плечо и, добавив эту новую ношу к своей охотничьей поклаже, скользил на полозьях по снегу с такой легкостью, будто не нес ничего.

Мимоходом заметим, что эти полозья, на которых бегут по снегу, ничем не напоминают те, на которых скользят по льду: сделаны они обычно из липового дерева, имеют ширину стопы, но в длину достигают полутора метров; оба конца у них тонкие и слегка загнутые вверх. Пара хороших полозьев — бесценная вещь для охотника; Гамильтон был обладателем такой пары и не променял бы ее, по его словам, даже на лучшее ружье из графства Ланкастер. Добавим, что нужно обладать немалой сноровкой и привычкой, чтобы пользоваться этими приспособлениями, и что Гамильтон, так же ловко владевший ногами, как и руками, превосходно с этими полозьями управлялся.

Крестьяне, сопровождавшие Гамильтона, были из казенных деревень, где охотник обычно останавливался, прежде чем отправиться в свои долгие экспедиции. В этих деревнях его знали и боготворили как благодетеля и друга. Дело в том, что не раз медвежатник (Гамильтон был известен там под этим именем) отстраивал за свой счет их избы, уничтоженные пожаром, и обеспечивал их достаток и существование, оставляя им свои охотничьи трофеи, добытые в лесу.