Читать «Драмы. В двух томах. Т.2» онлайн - страница 2

Росаура

Кто ведал столько испытаний! Но если мне не лжет мой взор, Какое-то я вижу зданье Среди утесов, и оно Так узко, окато, что как будто Смотреть на солнце не должно. Оно построено так грубо, Что точно это глыба скал, Обломок дикий, что с вершины Соседней с солнцем вниз упал.

Кларин

Зачем же нам смотреть так долго? Пускай уж лучше в этот час Тот, кто живет здесь, в темный дом свой Гостеприимно впустит нас.

Росаура

Открыта дверь, или скорее Не дверь, а пасть, а из нее, Внутри родившись, ночь роняет Дыханье темное свое.

(Внутри слышится звон цепей.)

Кларин

О, небо, что за звук я слышу!

Росаура От страха я — огонь и лед!

Кларин

Эге! Цепочка зазвенела.

Испуг мой весть мне подает, Что здесь чистилище преступных.

СЦЕНА 2-я

Сехисмундо, в башне — Росаура, Кларин.

Сехисмундо (за сценой)

О, я несчастный! Горе мне!

Росаура

Какой печальный слышу голос!

Он замирает в тишине И говорит о новых бедах.

Кларин

И возвещает новый страх.

Росаура

Кларин, бежим от этой башни.

Кларин

Я не могу: свинец в ногах.

Росаура

Но не горит ли там неясный, Как испаренье слабый свет, Звезда, в которой бьются искры, Но истинных сияний нет?

И в этих обморочных вспышках Какой-то сумрачной зари, В ее сомнительном мерцаньи Еще темнее там внутри.

Я различаю, хоть неясно, Угрюмо мрачную тюрьму,

Лежит в ней труп живой, и зданье — Могила темная ему.

И, что душе еще страшнее, Цепями он обременен, И, человек в одежде зверя, Тяжелым мехом облечен. Теперь уж мы бежать не можем, Так встанем здесь — ив тишине Давай внимать, о чем скорбит он. (Створы двери раскрываются, и предстает Се-хисмундо в цепях, покрытый звериной шкурой.

В башне виден свет.)

Сехисмундо

О, я несчастный! Горе мне! О, небо, я узнать хотел бы, За что ты мучаешь меня? Какое зло тебе я сделал, Впервые свет увидев дня? Но раз родился, понимаю, В чем преступление мое: Твой гнев моим грехом оправдан, Грех величайший — бытие. Тягчайшее из преступлений — Родиться в мире ³. Это так. Но я одно узнать хотел бы И не могу понять никак.

О, небо (если мы оставим Вину рожденья — в стороне), Чем оскорбил тебя я больше, Что кары больше нужно мне? Не рождены ли все другие? А если рождены, тогда Зачем даны им предпочтенья, Которых я лишен всегда? Родится птица, вся — как праздник, Вся — красота и быстрый свет,

И лишь блеснет, цветок перистый, Или порхающий букет, Она уж мчится в вольных сферах, Вдруг пропадая в вышине: А с духом более обширным Свободы меньше нужно мне? Родится зверь с пятнистым мехом. Весь — разрисованный узор, Как символ звезд, рожденный кистью Искусно — меткой с давних пор, И дерзновенный и жестокий, Гонимый вражеской толпой, Он познает, что беспощадность Ему назначена судьбой, И, как чудовище, мятется Он в лабиринтной глубине: А лучшему в своих инстинктах, Свободы меньше нужно мне? Родится рыба, что не дышет, Отброс грязей и трав морских,— И лишь чешуйчатой ладьею, Волна в волнах, мелькнет средь них, Уже кружиться начинает Неутомимым челноком, По всем стремиться направленьям, Безбрежность меряя кругом, С той быстротой, что почерпает Она в холодной глубине: А с волей более свободной, Свободы меньше нужно мне? Ручей родится, извиваясь, Блестя, как уж, среди цветов, И чуть серебряной змеею Мелькнет по зелени лугов ⁴. Как он напевом прославляет В него спешащие взглянуть Цветы и травы, меж которых