Читать «Драматика, или Поэтика рациональности» онлайн - страница 7

Второе принципиальнейшее различие драматургического и литературного текстов касается самого процесса зрительского восприятия.

В отличие от литературы, драматургия — явление, разворачивающееся во времени.

Книгу можно прочитать за одну ночь, а можно — за два года. Ее можно перечитывать частями, отложить, найти в интернете значение слова «перистальтика» и пропустить три страницы — процесс восприятия целиком и полностью находится в руках конечного пользователя. Произведения на основе драматургии, напротив, всегда и везде имеют определенный метраж, а сама форма их демонстрации предполагает непрерывное, последовательное восприятие. В идеальном случае зритель следит за происходящим на сцене/экране от начала до самого конца без возможности «поставить на паузу», отмотать назад, без возможности… подумать, что в случае литературы порой считается ключевым достоинством («читал и много думал»). Все подчинено восприятию. Здесь уместно нескромное сравнение «совсем как в жизни». Сумей, успей воспринять, сделать выводы только из того, что видишь и слышишь. А времени тебе дается немного, ведь новые события уже влекут тебя дальше.

Сей факт указывает на очевидное: драматург не имеет права высокомерно фыркнуть: «Не успел? Сам виноват!» Драматург должен знать способ, чтобы зритель всё успел, всё узнал, осознал, обо всем догадался и всё понял. А потом, может быть, и подумал.

Возможно, эту особенность будет еще легче осмыслить, если мы осознаем, что текст, написанный прозаиком, — это по большей части его собственная интерпретация жизненного потока. Мы слышим авторское повествование, в котором голос автора зачастую даже не прячется за условного «рассказчика». В то же время

в драме автор поистине нем: его голоса, его замечаний никто не слышит. Зрителям приходится следовать за сочетанием фрагментов жизни, сознательно смонтированных драматургом.

Автор уводит зрителей в ранее недоступные области, знакомиться с которыми можно лишь через увиденное и услышанное.

Стоит еще раз подчеркнуть: это очевидное различие основ «ремесла» касается только технологической стороны дела. Чтобы успокоить свой творческий ум, не приемлющий слова «технология», настоящий драматург приберегает для себя еще один вопрос: «Зачем я пишу?» Этот второй, потаенный вопрос как раз и содержит в себе творческий замысел, идею автора и всё, что он хочет поведать миру. Такая объективная технологическая двойственность драматургии ни в коей мере не ограничивает полет мысли и духа, однако устанавливает для его выражения жесткие правила, которые в истинно литературных текстах встречаются реже. Более того, в истинных жанрах зачастую считается хорошим тоном правила нарушать. Но в драматургии подобное сознательное игнорирование и искажение правил чаще всего приводит к тому, что «модернистски» написанный текст так и остается текстом: никто не берется его поставить или снять. Потому что он непонятен промежуточному адресату — интерпретатору, переводчику текста на язык сцены или экрана.