Читать «Драматика, или Поэтика рациональности» онлайн - страница 5

На процесс восприятия конечным пользователем могут влиять — и еще как влияют! — и интерпретация режиссера, и диктат продюсера, и даже «звездная болезнь» либо кратковременная депрессия актера. В итоге многочисленные авторские указания в тексте пьесы или сценария подчас принимают форму, в которой сам автор не признает собственное творение. Сходите на какую-нибудь «авангардистскую» постановку классики, и вы поймете, о чем я.

Как доказательство принципиального отличия драматургии от литературы можно еще упомянуть современные формы театра: представления без слов, для которых написан только сценарий, а не текст пьесы. Не забудем и представления с репликами, «вещество» которых образуется в творческом сотрудничестве актеров во время репетиций, куда порой даже режиссера не берут в соавторы. Слабо верится, что кто-то из авторов таких текстов, пусть даже потом они будут «записаны буквами», захотел бы или осмелился называть себя литератором. Драматургом — другое дело.

После всего сказанного выше даже тому, кто ленится думать, придется признать, что причислять драму, драматургический жанр к числу разновидностей великой и могучей художественной литературы — это чудно, да и попросту невозможно. А то, что многие продолжают и дальше держаться этого мнения, объясняется лишь коллективным допущением, нисколько не подкрепленным действительностью, да мощью «Википедии», тиражирующей поверхностные представления.

Конечно, можно было бы спросить, зачем автор начинает с ревизии устоявшихся предрассудков. Разве эти рассуждения и формальные умозаключения задают какие-либо правила построения драматургического текста? Например, те, что предлагает автор? Ответ — Нет. Нет, если мы хотим узнать, как создаются драматургические тексты. И в то же время нужно ответить решительным «Да! Это очень важно!». Всё это причесывание терминологического хаоса указывает на принципиальное — на то, чего не (!) надо делать, создавая драматургический текст: не надо стремиться стать литератором, писателем. Более того, автор даже берется утверждать, что драматургия в своем многовековом развитии многое потеряла лишь оттого, что драму нельзя записывать какими-нибудь особыми, созданными только для нужд драматургии закорючками, что не создан самобытный драматический алфавит. Не различая тексты, предназначенные для чтения и для интерпретации, мы потеряли много хороших пьес. Хотя, возможно, и приобрели хорошую прозу.

Следует подчеркнуть, что столь радикальная установка автора имеет вполне прозаические корни. В отличие от писак-комедиантов, традиционно почитаемый образ писателя нередко кажется начинающим драматургам столь манящим, что порой проходят годы, прежде чем автор начнет осознавать, что сам по себе процесс написания букв мало связан с собственно созданием драматургического текста. Можно позавидовать носителям английского языка: говоря о драматургах, они используют слово playwright, в которое понятие «писать» не входит (не путайте write и wright). Само слово подсказывает значение «создатель», «строитель», таким образом, уже в названии этого вида творчества содержится подсказка, каков истинный характер труда драматурга и даже его методов.