Читать «Драматика, или Поэтика рациональности» онлайн - страница 64

Вы заметили, как на месте имени появилось вроде как искорененное нами словечко человек, и стало непонятно, о действиях какого характера: Михаила или Моники — идет речь?

Наверняка вы уже довольно давно обратили внимание, что Михаил вам не очень-то симпатичен, правда? Распланировал способ достижения мечты, лихо решая за физически неспособную сопротивляться Монику, заставляя ее себя любить, потому что так записано в его планах. Но насильно мил не будешь — это утверждение, пусть и немного в другой форме, сформулировано в парадоксе нашей истории.

Правда, мы знаем, что и Монике Михаил нужен, она хочет, чтобы тот ее любил, но и к ней применим тот же парадокс: человек хочет быть любимым, но его мечта не сбудется, если принуждать к любви силой. Несомненно, можно возразить, что уж Моника-то силой ничего не делает! Однако даже совсем немного углубившись в суть происходящего, читай: не ограничиваясь внешними признаками событий, мы осознаем, что и Моника хочет осуществить свою мечту и стать счастливой с помощью принуждения. Если они все-таки сойдутся, значит ли это, что Михаил тоже любит Монику в истинном смысле этого слова (а это существенная часть ее мечты)? Судя по прежним прямолинейным, «деловым» замашкам Михаила, по-настоящему сбыться мечта Моники вряд ли сможет. Ее принуждают любить Михаила в придуманной им форме, что не принесет и не может принести Монике удовлетворения. Смотрите: решение Моники не ехать вместе с Михаилом уже кажется очень даже логичным — тем самым она заставляет мужчину думать не только о себе. Мечта входит в противоречие с другой мечтой, две мечты сталкиваются. Моника действует так, как на самом деле хочет, поэтому Михаилу придется поступить как надо, что сильно изменит его поведение, а значит, и дальнейшие события нашей истории.

В идеальной истории, таким образом, не только нелишне, но и прямо необходимо, чтобы парадокс поступков главных героев был идентичным, — это будет залогом того, что одна мечта действительно столкнется с другой, поскольку обе они не могут сбыться, не считаясь с другой, — а иначе зачем рассказывать историю?

Если цели и стремления характеров не конфликтуют, то и их пути не пересекаются и истории не возникает.

Это сходство выбора, сделанного различными характерами, обеспечивает еще один существенный аспект восприятия истории: если поступки всех характеров мотивированы логикой одного и того же парадокса, то она совершенно незаметно, но неуклонно заставляет зрителей думать об этом жизненном противоречии, выборе между хочу и надо. Таким образом, зритель сопереживает именно тому, чему должен по замыслу автора.

Возможно, какой-то внимательный читатель заметил, что эти умозаключения приводят нас к весьма неожиданной, странной ситуации: в нашей пьесе/сценарии беспрерывно повторяется одно и то же. Да, это не ошибка.