Читать «Драматика, или Поэтика рациональности» онлайн - страница 18

Лаурис Гундарс

5. СОМНЕВАЙСЯ УВЕРЕННО, или Драматургическое мышление и творческие сомнения

Мы открыли совершенно простую истину: история действует на зрителя только там, где автор сам ставит себе такую задачу — оказать воздействие. То есть тронуть, рассказать, донести идею и т. д. — в зависимости от вкуса и текущих предпочтений. Однако парадоксальным образом это воздействие окажется наиболее эффективным тогда, когда установка на воздействие будет наименее заметной для зрителя. И когда мы лишь интуитивно чувствуем, почему нам рассказывают именно эту историю. Только незаметное воздействие можно назвать настоящей манипуляцией (см. ), и в драматургии именно этот способ донесения идеи называется высочайшим профессионализмом или выдающейся хитростью. А в быту — гениальностью.

Вероятно, в повисшую сейчас торжественную паузу кто-то все же воскликнет или прошипит, что автор вообще-то хотел подробнее высказаться по поводу идеи, ее воздействия на сознание зрителя, и про то, что идея не должна просвечивать сквозь ткань рассказа. В самом деле, наличие идеи — это то, что делает любую историю действенной. Однако разве драматург понимает под идеей то же самое, что и любой другой человек? Чтобы понять это, попробуем сформулировать, что означает, казалось бы, совершенно самоочевидное слово «идея», что мы под ним понимаем. Снова зададимся вопросом: как пользоваться этим непонятным инструментом?

— Гордость — не украшение! — например, так могла бы звучать некая идея, ясная и правильная, имеющая ощутимые признаки связного повествования. Правда, скорее всего, не найдется никого, кто захотел бы услышать эту идею со сцены или экрана именно в таком виде, «в лоб»… Особенно пылко с нами согласятся миллионы людей, живущих при авторитарных режимах, где нередко подобные идеи подавались и подаются в художественных текстах именно «в лоб»… Чаще всего такие спектакли/фильмы мы относим к разряду дидактических материалов и забываем, не досмотрев до конца.

Если, однако, мы полностью откажемся от идейной функции истории, то, как уже говорилось, творимая нами история эффекта не окажет, сколько бы механически увлекательных моментов мы в нее ни натолкали. Она не заставит зрителя сопереживать, примерять на себя, а лишь даст готовую обязательную мыслительную установку, которая не затронет лично (!) даже человека, привыкшего беспрекословно подчиняться правилам.

Притом сама по себе идея «Гордость — не украшение!» может быть для какого-то автора весьма значимой, именно ее он хотел бы положить в основу миссии своей истории, именно об этом он хотел бы заставить задуматься зрителей. Значит, нужно найти органический способ (инструмент), как незаметно заставить эту идею работать.