Читать «Драматика, или Поэтика рациональности» онлайн - страница 11

А зритель, охваченный любопытством, больше не ерзает и к выходу не рвется, и так на протяжении еще 60 минут фильма/пьесы. Автор счастлив и горд, в этот миг в нем рождается ранее немыслимая, нежданная, зато теперь уже почти несокрушимая уверенность: секреты профессии драматурга — проще пареной репы.

Согласимся: кое-что прояснилось, однако, чтобы понять, что мы на самом деле сделали, спросим: а что именно прояснилось? Ведь только осознавая цель применения инструмента, мы сможем использовать его правильно в другой раз.

Итак, что же во всех трех случаях сделал автор, чтобы увлечь зрителей?

Перечислим очевидное.

1. Нас информировали, кто тот герой, к которому желает привлечь наше усиленное внимание автор.

2. Осознавая, что драматургический текст разворачивается в определенном времени, авторы сообщили зрителям, что этот герой что-то делает.

3. И шепнули (пока только в прямом, физическом смысле слова), почему герой делает то, что делает.

Именно на эти три вопроса нужно ответить, чтобы вылепить историю.

В драматургии история — это технический инструмент, позволяющий удерживать внимание зрителя или пробудить в нем хотя бы формальное любопытство.

Еще раз другими словами: весь описанный выше процесс удержания и увлечения зрителя свидетельствует: именно история была тем инструментом, который уберег нас от попадания в скучный жанр.

История в драматургии — это не художественный прием, не уникальный плод авторского воображения, но острейшая технологическая необходимость.

Возможно, в данном контексте было бы правильнее использовать термин повествование: он нагляднее показывает протяженность, долгосрочность процесса, однако автор сознательно возвращается к слову история, поскольку именно его обычно используют в инструкциях по драматургическому творчеству.

К сожалению, чаще всего эти инструкции начинаются с советов, как писать историю, но почти никогда не уточняют, что же именно нужно создать, пользуясь этими советами. Механически следуя таким учебникам, драматурги нередко приходят в замешательство уже на стадии замысла. Причина этого упущения, вероятно, совершенно простая: глупо разъяснять самоочевидные вещи. Воздух, как ни крути, — это воздух, вода — это вода, правда ведь? Ну так и история — это история, ясен перец!

Так что же все-таки следует понимать под термином история драматургу? А что-то понимать нужно, поскольку сами творцы, интерпретаторы и критики драматических произведений постоянно обращаются к этому магически простому словечку, причем почти всегда в пренеприятнейшей форме категорического суждения: здесь есть история, а здесь ее нет!

Переводя эти отзывы на язык терминов, мы можем с уверенностью сказать: оценивается именно присутствие истории как инструмента — употреблялся ли он для пробуждения сопереживания, любопытства, устойчивого внимания на протяжении длительного времени.