Читать «Диакон и смерть» онлайн - страница 25

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Дьякон еще не успел помыться: был черен и взъерошен, даже нос у него был, как у галки, черный, но вид - веселый.

- Почтенные прихожане... во имя Божие! - говорил он.

И как только он начинал говорить, мужики повертывались к нему и принимались улыбаться во все лицо.

- Я вам одну быль расскажу, а вы ее себе на ус помотайте, во имя Господне. А быль-то эта была со мной. Случилось это в стары годы, еще в те поры, как я в архиерейском хоре пел, и рукомесло свое совсем забросил, а больше с приятелями по трахтирам ходил.

Был я человек веселый, из себя красивый... чего смеешься? - повернул он к черничке свой черный нос.

Та улыбалась ласково, но молчала.

- Ты не смейся, а вот приезжай-ка к нам, да порасспроси дьяконицу, каков я был молодец... король!

И был я в те поры охотник выпить, так... малую толику... во славу Божию... пока ноги держут.

- А когда не держут? - улыбнулся батюшка.

Тогда уж руками помогал... а домой всё-таки добирался. Вот и сижу я так-то раз, подгулявши, в трахтире... одиноко сижу... водочка, закусочка передо мной... машину слушаю. И входит вдруг приятель мой, портной Семен Иваныч, покойничек теперь, царство небесное. Узел у него подмышкой, - в черном платке, что-то завязано. - А-а! - говорит. И я отвечаю: а-а! Ну, сейчас выпили. Он и рассказывает мне: - сшил, говорит, на генерала Калатузова парадную форму, несу... да генерал-то оченно строгий, вот и зашел я для храбрости стаканчик пропустить. Поговорили мы так, выпили... ушел он. Да не прошло и получаса, как вбегает он опять, уж без узла, и лица на нем нет: бледный, трясется, да ко мне, да ухватил меня за руки.

-"Брат, говорит, друг, говорит - погибель моя пришла... жисти своей должен я решиться!". Да в слезы.

Влил я в него бальзаму стакан, успокоил его, так что он и глаза вытаращил. Ну, рассказывает: - поехал, говорит, на конке, чтобы поскорее, узелок рядом положил... да и впал как бы в затмение. Очнулся, оглянулся, а узла-то и нет! А мундир-то, говорит, с прочей

аммуницией стоит сто двадцать целковых!.. Зову я полового: отведите, говорю, нам кабинет для размышления, и притащите туда всего в полную плепорцию: у нас военный совет будет. Засели мы с Семеном Иванычем в отдельное помещение, выпили и принялись обдумывать... а тут мне Господь-то одно дело и шепнул.

- Стой! - говорю, - Семен, ступай сейчас домой и успокой свою душу, да жди меня к вечеру, а я кое-что придумал и домой побегу.

Вот пришел я домой, рассказал всё супруге своей, и план свой объяснил. А она мне:

- Пьяницы вы оба!

А я ведь хитрый... и говорю ей:

- Мы-то пьяницы, плохие люди, а ты трезвая, стало быть, хорошая... вот и помоги!

Улыбнулась она на мои слова, пошла в другую комнату, да и несет свои модные сапожки, кои только по большим праздникам в церковь надевала, - моей работы. - Вот, говорит, возьми, а мне потом другие сошьешь. А любила она те сапожки... и надо правду сказать, не сапожки это были, а произведение - герцогине под-стать: одни каблуки в полтора вершка.

Прослезился я даже, обнял се. - Ты, говорю, у меня на свете одна, а лучше тебя никого и нету! Побежал я по заказчикам, хор на ноги поднял, кое-кого из знакомых священников потревожил, и даже в женский монастырь смахал... разыграл женины сапожки в лотерею! Конечно, не за сапожками гнались,- а Макара Иваныча уважали. Через недельку я девяносто целковеньких Семену Иванычу и вручил... ожил человек. А сапожки-то кто выиграл, как бы вы думали? Игуменья женского монастыря, мать Таисия... уж очень много мы тогда смеялись, во славу Божию!