Читать «Диакон и смерть» онлайн

Когда у павловского дьякона, Макара Иваныча, заболела жена ему самому пришлось стряпать обед, ходить за птицей и доить корову. Жена, женщина крупная, соответственно и хозяйственные предметы любила большие и тяжелые. Дьякон же, человек маленький, красноносый и лысый, едва управлялся с горшками и ухватами.

Помогало только самолюбие.

- Бабье дело - да не сделать!

Он сновал и суетился между жбанами горшками и корчагами, с круглыми очками на носу, как алхимик или добрый волшебник, разговаривал с ними, как с друзьями или врагами, - смотря по обстоятельствам, впрочем, одинаково добродушно:

- Лезь, лезь, злодей... во имя Господне, - говорил он горшку со щами, поталкивая его в печь.

Потный, красный, в потерявшем цвет подряснике, он самодовольно смотрел в жерло печи, опираясь на ухват, как воин на пику; и благосклонно советовал горшку:

- Кипи во славу Божию!

Но щи закипели совсем не во время, в печи поднимался шум и треск... дьяконица стонала за перегородкой, причитая жалобно. Окруженный тучею мух, дьякон метался у печи и, призывая на помощь всех святых, сражался с ухватами. Но тяжелый горшок только колыхался в печи, расплескивался, случалось, и опрокидывался, - пока однажды дьякон не додумался подложить под ухват скалку и, таким образом, извлек горшок из печи на весу. Этим он долго хвастал перед дьяконицей, воздавая хвалу преимуществу мужского ума перед

женским, но никогда не забывал смиренно добавлять:

- Думаешь: совсем человек пропал... а Господь-то и надоумил! Слышу, как бы шепчет кто-то на ухо: - подложи скалочку...

С коровой было много труднее. Черная, без отметинки, нрава строптивого, она при одном виде дьякона приходила в негодование, не стояла на месте, брыкалась и яростно мычала, точно ей наносили оскорбление! Напрасно дьякон перебирал все милые слова и

вспоминал знакомых святых.

- Ну, стой, милая... ну, во имя Божие! Утиши тя Микола угодник. Сто-о-й, стерва!

Попадало и в бок дьякону, и в подойник. Тогда дьякон пустился на хитрости и, полагая, что корову смущает подрясник, надел женино платье и по-бабьи повязался платочком. Корова, хотя и оглядывалась подозрительно и с недоумением, но стояла спокойнее. А дьякон про себя посмеивался:

- Перехитрил во славу Божию!

Усталый, но торжествующий, приносил он жене парного молока и говорил:

- Собственноручного удою... испей-ка во здравьице!

Дьяконица лежала в чулане, где было темно и прохладнее, чем в комнатах. Она возвышалась на постели большой и тяжелой, неповоротливой тушей, могла двигать только руками и головой: всё остальное распухло, налилось, надулось; ноги были как два тяжелых бревна, долго пролежавших в болоте. Дьяконица ясно представляла свое положение, и оттого лицо у нее было всегда серьезное, как бы погруженное в думу, но речь спокойная.

- На кончике света держусь, - говорила она, - вот до сердца дойдет... и преставлюсь. Но дьякон горячо протестовал:

- Не бойся, старуха. Еще поживем во славу Божию!

- Да я не боюсь. Тебя, дурака, жалко оставлять. А кто смерти боится, и в рай не попадет...

- Я хитрый! - бахвалился дьякон. И утешительно подмигивал дьяконице: