Читать «Диакон и смерть» онлайн - страница 24

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Вслед за ним, как в гипнозе, бросилось несколько парней. Крики превратились в бурю воплей; народ двинулся к избе, точно хотел сжать, раздавить ее, потушить пламя своим дыханием, слезами и безумными криками.

Но уж в дверях показался дьякон. Он дымился, горел, но изо всех сил волок за собою что-то. Десятки рук ухватились за него, поспешно вытащили его; парни подхватили его ношу. Вода ливнем полилась на дьякона. Черничка, обжигая руки, тащила с дьякона кафтан, не замечая, что на ней самой дымится и тлеет платье. Дьякон показался из кафтана весь черный, как головешка, от него шел пар, он с хрипом и со свистом вдыхал воздух, но при всем том весело улыбался.

- Вот так пламень адский... во славу Божию! - хрипел он, - чуть не задохся...

Его обступили, радостно смеялись. Батюшка чуть не бросился ему на шею и со слезами, радостно говорил :

- И боялся же я!

- Думали, сгоришь! - кричали мужики.

Дьякон посмеивался.

- Я хитрый... в воде не тону и в огне не горю!

И обернулся к своей ноше.

- Жив ли?

- Целехонек, о. дьякон... ничего, отдышится.

- Ну, и пусть еще, во имя Господне, сто лет проживет... у меня рука легка! А за кафтан спасибо: я в нем, как в облаке, путешествовал.

Софроныч топтал кафтан ногами и угрюмо басил как бы откуда-то издалека:

- Только облако и осталось!

...Потолок обрушился в воющее пламя, и с треском стали падать обгоревшие стены, образуя шумящий костер. Всё еще летели искры, как золотые пчелы, и багровый дым всё убегал вверх. Но уж дыма становилось всё больше и огонь в нем смутно бился, прорывался и тух. Черными, лохматыми тенями метались мужики и беспрерывно плескали воду. Бабы хлопотали около старика; он был подпален немного, но больше перепуган, всё плевался сажей и непонятно рассказывал, что свалился с нар и тем только спасся, потому что припал к полу и дышал в щели, дьякон сразу и запнулся за него. Старуха Микулина то голосила над стариком, то бросалась к дьякону и принималась целовать у него руки, обливая их слезами. А дьякон залезал в подрясник и говорил, ощупывая карманы:

- Все ли деньги-то целы?

- До них ли было, о. дьякон!

- Что это вы, батюшка, как же не до них... чать, это наше пропитание!

Пламя пожара быстро тухло; улица погружалась в мутно-багровую мглу.

Через час дьякон и батюшка сидели за чаем в просторной избе Софроныча, в компании закоптелых и обожженных мужиков. Черничку дьякон усадил на почетное место, под божницу, и заставил ее хозяйничать.

В избе было жарко и шумно. Разговор шел о злобе этой ночи: о том, что Микулина, собираясь на молебен, позабыла свечу в сенцах, оттого и загорелась изба; хорошо еще, что не было ветра, а то не уцелеть бы и всей деревне. Жалели Микулиных: разорились старики,

без приюта остались.

- Разве детей нет у них? - спрашивал батюшка.

- Был сын, да непутевый вышел: от дому отбился после солдатчины, бродит по свету, неведомо где.

- Одинокие, значит, старички-то?

Мужики шумно вздыхали.

- Одиношеньки, как есть... плохо их дело! Доведется по-миру ходить...