«Когда деревья были большими»,мама умела взахлёб смеяться.Лето дремало в черничном кувшине.Кот, к вящей радости домочадцев,носил мышей и седых капустниц,а также минуты иного счастья.Мир пятого лета был безыскусени монолитен.Растил фломастер в альбомной гладицветы и страны.Торились тропы в полях пшеницы,шептались с ветром вьюнки-смутьяны,и васильков молодые лицасмотрели радостно и открыто.День предстоящий дышал разбоем,набегом в яблоки, пыльным зноем,и чем-то тёплым, уже забытым.
* * *
Зачем держусь я за этот тесныймирок, пошитый по мне тогдашней?...Возможно, слышу, как дышит бездна,и быт мой пыльный, писчебумажный,давно не в силах противовеситьтому, что спросится в ночь ответов.
* * *
...Глаза откроешь на счёте «десять» —в черничных россыпях бродит лето...
Предшколярское
Псы приходили на порог,ловили мух, зевая громко,и лучшая из ста дорогстелилась жёлто камнеломкой.И дни текли, как водопад,и груши падали на землю.Шёл август маршем на закат,по ходу обрывая стеблибеспечных сарафанных дней....Стотонно надвигалась школа.Рабов рюкзачных сентябрейтолкали в строй по протоколу:фальшиво-астровый букет —зачатки звёзд, пленённых нагло,подъём в шесть тридцать,липкий свет,«линейка» и дурак-соседс упорством рыжего онагра.Но это после... А тогдатрава дышала росным утром,и плоть стрижиного гнездагрустила о сиюминутном:росли птенцы и рвались вон.Листки с календаря слетели,и мир, что бременем гружён,вдруг наступил на самом деле.Но псы ступали на порог,но травы принимали росы,и я в трезвонящий звоноквошла, не чувствуя угрозы...
Дары
1.
Сокровища просты:баранка,карамелька,сеть ниточек «кошачьей колыбельки»,цветное стёклышко,пластмассовый голыш,велюровый лоскут,речная галька.Июль, текущий зноем с тёмных крыш,напоминает пламя зажигалки,в которой газ закончится вот-вот,но раз огонь пока ещё живёт,то воздух и танцует, и струится.На яблоне в гнезде сидит жар-птицаи к пятнице ждёт новеньких птенцов,жар-птиц курлычет до стесненья зобав манере доспевающих отцов.Все волки серы, сказочны, беззлобны,едят с руки и подставляют лбыпод узкую чумазую ладошку,и жизнь течёт как будто понарошку,но формирует будущую быль.
2.
Давно прошел далёкий тихий год,в котором я не знала большей боли,чем ссадины, полученные отизбытка жизни,времении воли,в котором так просторны были дни,и танцевать, как Эльмовы огни,являлись сильфы на ушко иглы,рождались саламандры из золы,и эльфам, обживающим чердак,и гномам, что освоили подполье,хватало сил держать голодный мракна дальних подступах к благому лукоморью.Теперь я ближе зрелости, чем те,такие дорогие и родные,оставшиеся в полной темнотестраниц альбомных.Очень молодые —отец и мама.Мама ждёт меня,мечтает о смешливой пухлой дочке,кудрявой, как соседское ягня —и только тем уже любимой очень,ещё не зная, что придёт подменыш,угрюмица, молчальница, чужак.Прости мне, мама, всё, что я не так...А впрочем, если ты в меня не веришь,то я темна, невидима, вольна,как берег позабывшая волна.
