Есть что-то длительное в мартеи запредельное, как смерть....Ты нацарапаешь на партепронафталиненное «мреть»,а твой сосед, дурак ушастый,покрутит пальцем у виска,и ты, отверженная каста,зевнёшь.Вселенская тоска,что Цезаря душила, может,в его последний стылый день,навалится и подытожит:— К доске!Превозмогая темьот неученья душных формул,взойдёшь Болейн на эшафот,но грянет, соблюдая норму,звонок и вновь тебя спасёт.Сосед, ухмылисто-щербатый,с печатью тлена на челе,опять порадует цитатойо самом древнем ремесле,но ты с величием матронывсандалишь в низкий лоб щелбани, осчастливив гегемона,вернёшься в мир фата-морган....Альбом о прошлом.Стынь в мансарде.И больше некуда взрослеть...Есть что-то тягостное в мартеи неизбежное, как смерть.
Здравствуй, хороший мой
Здравствуй, хороший мой — если там,где ты, дозволяется здравствовать.Я за семнадцать лет без тебяповидала немало рек,приняла воду пяти морей,провожала закаты багрово-красныена берегах песчаных и галечных,где время сдерживает свой бег.Пересыпала в ладонях песок своей жизни,в небо смотрела.Верила.Много молчала.Тобой молчала.Растила детей и слова.Но ни разу, слышишь, ни разугости с другого берегане сказали мне, мой далёкий,что я была неправа.Я вырастала из боли.С болью перерастала.Выросла.Извлекла все горестные урокииз дней густой тишины.Научилась не слышать,приняла неудобную правду за вымысели отпустила на волю тобой забытые сны.Ты вспоминаешь меня, конечно, —но светлым облакомобнимает тебя забвение,и на водах Леты настоян чай.Я ещё пишу тебе изредка,отправляя письма с прохожим мороком,и не жду ответов,но верю — ты выйдешь меня встречать...
Письма в тёмное никуда
Он был единственным, кто знал меня без купюр,и лишь ему удавалось вот это протяжное «Ир-р-ка-а»,и он иногда называл меня дурой,но чаще сравнивал с Деми Мури при этом учил не выглядеть «под копирку».У моего сына его характер, его глаза,и хоть они разминулись на десять лет и ещё два дня,но ребёнок уже настолько мужчина, что умеет сказать«я люблю тебя» — так, что слова звенятсовершенно в его манере — больших мужчин,от которых исходит сила и множит свет.Их всё меньше в мире несостоявшихся величин,их всё больше там, в разлившейся синеве.Я любила его, люблю и буду любить всегда —и пусть эта любовь не приумножит небо,но пока не обнимет меня густая, как мёд, вода,брат во мне укрыт, как мякиш под коркой хлеба.Да, я пишу каждый год эти письма в тёмное никуда,и слова плывут по вязкой, как сон затяжной, рекев непрочном кораблике сложенного листа,чтоб прикоснуться к тающим пальцам его, губам, щеке...
