| "I sat here," resumes Adolf, "and said to myself: 'Well, you've fired her out. You've vindicated your honour.' | - Я сидел здесь и говорил себе: ты охранял свою честь и выгнал свою жену. |
| Then I would think: 'And what comfort does your honour bring you?-You know it's only a tag. You're alone; and honour or no honour, it doesn't make that any better.'-So then I told her she could come back-What the hell does it all matter, anyway? A man is tired and will only live a few years. If he'd never known, things would have gone on as before. | Но от этой чести тебе ни тепло, ни холодно, ты одинок, и с честью или без чести так и так тебе не легче. И я сказал ей: оставайся. Кому, в самом деле, нужна вся эта дребедень, ведь устал до черта и живешь, в конце концов, какой-нибудь десяток-другой лет, а если бы я не узнал того, что было, все оставалось бы по-старому. |
| And who can say what would happen if one always knew everything?" | Кто знает, что стали бы делать люди, если бы они всегда все знали. |
| Adolf plays nervously with his fingers on the arm of his chair. | Адольф нервно постукивает по спинке стула: |
| "Have some coffee, Ernst; and there's butter too." | - Пей кофе, Эрнст, и масло бери. |
| I fill the cups and we drink. | Я наливаю себе и ему по чашке, и мы пьем. |
| "You see, Ernst," he says gently, "it's so much easier for you.-You've your books and your education and all therest of it. But I-I have nothing else, only my wife--" | - Ты понимаешь, Эрнст, - тихо говорит Бетке, -вам легче: у вас есть ваши книги, ваше образование и всякое такое, а у меня ничего и никого в целом свете, кроме жены. |
| I say nothing to that, I could not explain it to him. He is no longer the man he was at the Front-nor am I. | Я не отвечаю, - он меня все равно не поймет сейчас: он не тот, что на фронте, да и я изменился. |
| "And what does she say about it?" I ask after a pause. | - А что она говорит? - спрашиваю я, помолчав. |
| Adolf lets his hands fall. | Адольф беспомощно роняет руку: |
| "She says very little, and one can't get much out of her either-she just sits there and looks at you. | - Она говорит мало, от нее трудно чего-нибудь добиться, она все только сидит, молчит и смотрит на меня. |
| At most she only cries. She hardly ever speaks." He pushes his cup aside. "Once she said it was just to have somebody here. | Разве что заплачет. - Он отставляет свою чашку. -Иногда она говорит, будто все это случилось потому, что ей хотелось, чтобы кто-нибудь был рядом. |
| And then again, she says she did not realise-she didn't know she was doing me any harm by it; it was as if I were there-But one can't believe that- Surely it must be possible to discriminate in things of that sort-She's quite all right otherwise." | А в другой раз говорит, что она сама себя не понимает, она не думала, что причиняет мне зло, ей будто бы казалось, что это я и был. Не очень-то понятно все это, Эрнст; в таких вещах Надо уметь разобраться. А вообще-то она рассудительная. |
| I think a while. | Я задумываюсь. |
| "Perhaps she means she wasn't quite sure what she was doing at the time-as if she dreamed it, you know. One does dream queer things sometimes, Adolf." | - Может быть, Адольф, она хочет сказать, что все эти годы была словно сама не своя, жила как во сне? |
| "Maybe," he replies, "but I don't understand it.-It certainly did not go on for long." | - Может быть, - отвечает Адольф, - но я этого не понимаю. Да все, верно, не так долго и продолжалось. |
| "And she doesn't want to have anything more to do with the other fellow?" I ask. | - А того она теперь, верно, и знать не хочет? -спрашиваю я. |
