| None knows what to say. | Слова наши бессвязны. |
| Ludwig Breyer leans wearily against the side of the trench and raises his hand, as if there were some man yonder to whom he would wave. | Людвиг Брайер устало прислонился к краю окопа и поднимает руку, будто перед ним человек, которому он хочет помахать на прощание. |
| Heel appears. | Появляется Хеель: |
| "Can't bear to leave it, eh?-Well, now for the dregs." | - Расстаться не можете, а? Да, теперь-то начинается самая мерзость. |
| Ledderhose looks at him in astonishment. | Леддерхозе удивленно смотрит на него: |
| "Now for peace, you mean." | - Почему мерзость, когда мир? |
| "Yes, that's it, the dregs," says Heel, and goes off, looking as if his mother had just died. | - Вот именно, это и есть мерзость, - говорит Хеель и идет дальше; у него такое лицо, словно он только что похоронил мать. |
| "He hasn't got his 'Pour le m?trite,' that's what's biting him," explains Ledderhose. | -Ему "Pour le merite"[1] не хватает", - говорит Леддерхозе. |
| "Ach, shut your mug!" says Albert. | - Да заткнись ты, - обрывает его Альберт Троске. |
| "Well, let's go," urges Bethke, but still stands on. | - Ну, пошли! - говорит Бетке, но сам не трогается с места. |
| "A lot of us lying there," says Ludwig. | - Кой-кого оставили здесь, - говорит Людвиг. |
| "Yes-Brandt, M?ller, Kat, Haie, Ba?mer, Bertinck-" | - Да, немало народу... Брандт, Мюллер, Кат, Хайе, Боймер, Бертинк... |
| "Sandkuhl, Meinders, the two Terbr?ggen, Hugo, Bernhard-" | - Зандкуль, Майндерс, оба Тербрюгена - Гуго и Бернгард... |
| "For Christ's sake, stop, man " | - Будет вам... |
| They are many indeed that lie there, though until now we have not thought of it so. | Много наших лежит здесь, но до сих пор мы этого так не чувствовали. |
| Hitherto we have just all remained there together, they in the graves, we in the trenches, divided only by a few handfuls of earth. | Ведь мы были вместе: они в засыпанных, мы в открытых ямах, разделенные лишь несколькими горстями земли. |
| They were but a little before us; daily we became less and they more, and often we have not known whether we already belonged to them or not. | Они только несколько опередили нас, ибо с каждым днем их становилось больше, а нас меньше, и порой мы уже не знали, не находимся ли и мы в их числе. |
| And sometimes too the shells would bring them back among us again-crumbling bones tossed up, scraps of uniforms, wet, decayed hands, already earthy -to the noise of the drum-fire issuing once more from their buried dugouts and returning to the battle. | Но иногда снарядами их снова поднимало к нам; высоко взлетали распадающиеся кости, остатки обмундирования, истлевшие, мокрые, уже землистые головы, ураганным огнем возвращенные из подземных окопов на поле брани. |
| It did not seem to us terrible; we were too near to them. | Нам это вовсе не казалось страшным: мы были как бы неотделимы от них. |
| But now we are going back into life and they must stay there. | Но теперь мы возвращаемся обратно в жизнь, а они остаются здесь. |
