| But they were too soft. | Но цветы были слишком нежными. |
| He went through the long grass to a clump of young fir-trees, that were no higher than a man. | По высокой траве он прошел к елочкам, которые были не выше человеческого роста. |
| The soft sharp boughs beat upon him, as he moved in keen pangs against them, threw little cold showers of drops on his belly, and beat his loins with their clusters of soft-sharp needles. | Когда он с мукой в сердце проходил между елями, они хлестали его своими мягко-острыми лапами, осыпали холодным дождем его живот и ударяли по пояснице собранными в пучки мягко-острыми иголками. |
| There was a thistle which pricked him vividly, but not too much, because all his movements were too discriminate and soft. | Чертополох покалывал его тело ощутимо, но не до боли, потому что его движения были слишком медленными и осторожными. |
| To lie down and roll in the sticky, cool young hyacinths, to lie on one's belly and cover one's back with handfuls of fine wet grass, soft as a breath, soft and more delicate and more beautiful than the touch of any woman; and then to sting one's thigh against the living dark bristles of the fir-boughs; and then to feel the light whip of the hazel on one's shoulders, stinging, and then to clasp the silvery birch-trunk against one's breast, its smoothness, its hardness, its vital knots and ridges-this was good, this was all very good, very satisfying. | Лечь на землю и переворачиваться с живота на спину среди липнущих к телу, прохладных молодых гиацинтов, лечь на живот и осыпать спину пригоршнями чудесной мокрой травы, нежной, как дыханье, мягкой и более утонченной, более прекрасной, чем прикосновение любой из женщин; а затем покалывать бедра живыми темными ощетинившимися лапами ели; ощущать на плечах легкие жалящие удары ветвей орешника, а после прижаться грудью к серебристому стволу березы, вобрать в себя всю ее гладкость, ее твердость, ее жизненно важные бугорки и выпуклости, - как это было прекрасно, как великолепно, какое это давало удовлетворение! |
| Nothing else would do, nothing else would satisfy, except this coolness and subtlety of vegetation travelling into one's blood. | Ничему другому это не было под силу, ничто более не могло удовлетворить его - только эта прохлада и нежность, с которой растительный мир проникал в его кровь. |
| How fortunate he was, that there was this lovely, subtle, responsive vegetation, waiting for him, as he waited for it; how fulfilled he was, how happy! | Как ему повезло, что существует на свете эти прекрасные, нежные, отзывчивые растения, которые ожидают его так же, как он ожидает их; какую он ощущал полноту чувств, каким счастливым он был! |
| As he dried himself a little with his handkerchief, he thought about Hermione and the blow. | Он вытерся платком и вспомнил о Гермионе и о том, как она его ударила. |
| He could feel a pain on the side of his head. | Голова сбоку еще болела. |
| But after all, what did it matter? | Но в конце концов, разве все это имеет значение? |
| What did Hermione matter, what did people matter altogether? | Какое ему дело до Гермионы и вообще до всех людей? |
| There was this perfect cool loneliness, so lovely and fresh and unexplored. | Ведь существует это идеальное, дышащее прохладой уединение, такое чудесное, такое свежее, такое неизведанное. |
| Really, what a mistake he had made, thinking he wanted people, thinking he wanted a woman. | И правда, как же он ошибся, решив, что ему нужны люди, что ему нужна женщина! |
| He did not want a woman-not in the least. | Не нужна ему женщина - совершенно не нужна. |
